Летний снег по склонам
Шрифт:
— Теперь — в ресторан! Я угощаю. Клавдьич, ррразговорчики отставить! Сергеич, не ррассуждать, понятно? Вы у меня в гостях, я все организую сам. Слушать меня!
Он так напористо и от души все это говорил, что отказаться — значило бы обидеть. Обижать же этого доброго парня не хотелось. И Силин пошел в ресторан, храня в душе радость замысла, выполнить который можно лишь через годы, постепенно и сию минуту начинать это грандиозное дело, пожалуй, совсем не обязательно.
В коридоре, едва вышли — навстречу Матюшин. Заметив капитана, остановился, будто наткнувшись
— Почему на теплоходе?
Смело глядя в глаза капитана, Матюшин отчеканил:
— За капустой!
Силин вспомнил, как Семенов просил захватить кулек, прикинул, что времени прошло не много, и мирно уже сказал:
— Забирай капусту, Федоровну и — на танкер. Больше сюда не ходить, понял? Шлюпку никому не давать!
Матюшин с подчеркнутой серьезностью пальнул:
— Есть не давать!
...И только перед прозрачной дверью ресторана Силин сообразил, что же именно не понравилось ему в фигуре Матюшина: безобразно оттопыренные карманы брюк и вздутый на груди ватник.
— Салажата сопливые! — невольно вырвалось у него.
— Ты чего ругаешься? — спросил Семенов.
— Матюшин бутылки потащил...
— Ну тебя, Сергеич, — умиротворяюще пробурчал Журин. — Пусть его... Ребята сознательные... Хорошие ребята... Пусть... Не думай... Спокойно посидим хоть раз...
Сквозь музыку, жужжащие голоса и густой запах кушаний они прошли к столику в углу. Семенов усадил их и с многозначительным видом удалился куда-то за буфетную стойку, сиявшую в конце зала, как церковный алтарь.
Тотчас оттуда, из алтаря, выпорхнула красавица официантка, покачиваясь в танцевальном ритме, подошла к столику и низким голосом пропела: «Добрый вечер. Что будем кушать — эскалоп, шашлык из оленины, осетр на вертеле?..» Одновременно она расставляла приборы, нечаянно задевая гостей то грудью, то обнаженной рукой.
— Что вы нам порекомендуете? — с некоторой небрежностью в голосе обронил Журин.
Капитан почему-то вспомнил полные ноги Маруси, поднимающейся по трапу, и совсем собрался спросить, где ж буфетчица, но постеснялся и успокоил себя тем, что Маруся не слишком ему понравилась. Несмотря на хмель, он чувствовал себя в ресторане стесненно и даже слегка поеживался под кителем.
...Для прохлажденья перед коньяком и всем прочим выпили шампанского. Закусили чудом попавшими в эти края маслинами, которые Силину порядком не понравились. Журин, напротив, с наслаждением обсасывал косточку и рассказывал анекдот к случаю.
За таким же точно столом в судовом ресторане сидел англичанин. Подали бутылку шампанского. В это время с потолка спустился паук, превратился в джентльмена, налил бокал шампанского, выпил и закусил маслиной. Англичанин удивленно сказал: «Впервые вижу, чтобы шампанское закусывали маслинами!»
Семенову анекдот бурно понравился, он смеялся и на все лады повторял слова англичанина.
—
— Впервые вижу, чтобы коньяк ничем не закусывали!..
Вскоре Силин почувствовал, что скованность прошла, очень этому обрадовался и похохатывал вслед за Семеновым:
— Впервые вижу, чтобы коньяк закусывали оленем!
Ресторан не казался уже таким огромным, как сначала. Здесь было не менее уютно, чем в каюте... Да еще к тому же весело от музыки, от многих лиц, от говора, от звона обеденных приборов...
Выждав, когда разговор за столом прервался, Силин вклинился со своими чучелами и фантазией насчет выставки морских птиц. Он говорил напористо и громко, поскольку опасался, что Семенов не примет всерьез этого увлечения. Он бросился в разговор, как прыгают с борта спасать друга — со всей яростью своей правоты. Вздумай Семенов оспорить — не решился бы. Однако он и не собирался ничего оспаривать.
Мельком, не без опасения взглянув на него, Силин увидел, что тот слушает с интересом. И не только слушает. Когда капитан благополучно выплыл из разговора со спасенным замыслом в руках, Семенов высказал желание купить несколько чучел для украшения ресторанного зала. Он тут же прикинул, как хорошо гляделась бы гагара, парящая над буфетной стойкой, и несколько чаек под потолком...
Предложение о продаже чучел Силин резко, с порога отверг, а украсить ресторан согласился с удовольствием, с радостью и симпатией к Семенову. Все будет сделано бесплатно и в лучшем виде. Пусть пассажиры «Орла» и туристы смотрят, спрашивают, кто мастер — и только. Никаких денег. Это душевная работа, она не продается. Для начала Силин предложил сегодня же, сейчас привезти чайку и повесить над буфетом. Чучело готово, леска найдется. Крючок в потолок и — порядок. Чайка — просто живая. Подходишь к стойке, а она летит на тебя, только что крылом не задевает...
Он глядел на стойку и представлял себе птицу, парящую где-то над верхним рядом бутылок. Примерял, как будет видеть ее посетитель — благо у буфета стоял какой-то парень. Ее клюв должен опуститься ниже, чем хвост, и парню, подошедшему к стойке, покажется, будто чайка пикирует на него...
Тут Силин отметил, что парень очень знаком... Мысль о чучелах тотчас отлетела. Парнем этим был радист Николай Попов. Словно чувствуя на себе взгляд, он с вороватой поспешностью прятал бутылки в большую черную сумку.
Все продолжалось несколько мгновений. Пока Силин перевел взгляд на Журина и сказал ему о радисте, Попов исчез...
С Семеновым распрощались у трапа. Катер быстро пересек бухту и подошел к танкеру, показавшемуся маленьким и жалким после грандиозного «Орла».
Силин спрыгнул на палубу. Металлический стук шагов одиноко и странно разносился по судну. Механик шел следом, насвистывая ресторанную мелодию, которая здесь, в полутьме, на замершем танкере звучала неуместно.