Летняя рапсодия

Грин Грейс

На следующее утро, когда Уитни появилась на кухне, Люк стоял у раковины и тщательно мыл противень из микроволновой печки.

– Вчера вечером, – он вытер поднос и водрузил его на место, – я придумал план.

Аромат поджаренного бекона еще витал в воздухе, смешиваясь с запахом свежего кофе; но, как увидела Уитни, кофейник был пуст… Пуст, вымыт и снова готов к употреблению. Неужели так трудно было приготовить кофе на двоих?

Уитни подавила вздох. Она даже собиралась обратиться к нему вчера вечером с этой просьбой. Перед тем как лечь спать, она столкнулась

с ним у лестницы и была готова опуститься настолько, чтобы попросить об этом Люка, когда тот с гнусной усмешкой сказал:

– Я не был бы джентльменом, если бы не предупредил тебя, Уитни, что слышал всю твою болтовню. Когда ты в моей комнате сладко беседовала с моим сыном, через монитор я слышал все до последнего слова.

Она ахнула… и почувствовала, как ее щеки заливает румянец. Черт, что же она там наговорила? Он насмешливо улыбнулся.

– Ничего хорошего я от тебя не услышал. Но не волнуйся, наши чувства вполне взаимны.

Уитни кинулась вверх по лестнице, ощущая себя сейчас более круглой идиоткой, чем когда-либо в жизни. Из-за этого она отвратительно спала и сегодня утром встала совершенно разбитой. Весь ее организм настойчиво требовал свою порцию кофеина.

– Уитни, ты меня слышишь? Эй, ты здесь? – Люк помахал рукой у нее перед глазами. – Я говорю, у меня появился план…

Он уже обнаружил, что по утрам она всегда туго соображает. А сейчас у него была прекрасная возможность убедиться, что, пока она не влила в себя хотя бы одну чашку кофе, с ней вообще лучше не находиться рядом.

– А вчера вечером мы наметили план, – отрезала она, доставая упаковку фильтров из шкафчика. – И, согласно этому плану, в восемь часов утра духу твоего не должно быть на кухне!

– А что, уже восемь? – невинно осведомился он. – Надо же, как неудобно без часов!

– На плите есть электронные!

– Елки-палки, а я и не заметил!

Она предпочла проигнорировать смех в его голосе и подозрительно посмотрела по сторонам.

– Где Трой?

Не собирается ли Люк заявить, что как раз пора малышу завтракать? Похоже, он намерен и дальше болтаться на кухне!

– Трой наверху, играет в своей кроватке. Слушай, то, что я собираюсь тебе сказать, не займет много времени. Мы можем поговорить, пока ты будешь есть свой завтрак.

– Нет никакого смысла в установлении правил, если никто не собирается их соблюдать! Кроме того, я никогда не завтракаю. – Открыв холодильник, она высматривала зеленую банку, в которой хранила молотый кофе. Уитни всегда ставила ее на нижнюю полку дверцы, а сейчас ее там не было. – Ты брал мой кофе? – гневно взглянула она на Люка.

– Твой кофе стоит на верхней полке дверцы.

– Слушай, если ты берешь мои вещи, то хотя бы ставь потом на место.

– Но нижняя часть холодильника моя, ты уже забыла?

Он опять говорил этим тоном – спокойным, примирительным, как говорят с упрямым ребенком. Грубое слово вертелось у нее на языке, и она прикусила губу, чтобы оно не сорвалось.

Уитни достала банку, открыла ее и отсыпала три ложки в фильтр. Потом поставила банку на место.

– А слово «извини»

тебе вообще незнакомо? – мягко поинтересовался Люк.

Повернувшись к нему спиной, она включила кофеварку.

– Вообще-то тебе уже давно положено отсюда убраться.

Она посмотрела в окно… но ее внимание привлекло не ясное весеннее утро, а отражение Люка в стекле. Она уже заметила, что сегодня на нем голубая футболка, от которой его синие глаза сияют еще ярче, и черные вельветовые брюки. И, несмотря на свое кислое настроение, девушка была вынуждена признать, что никогда еще он не выглядел так привлекательно.

Его губы сложились в насмешливую улыбку, и она поняла, что он заметил ее внимание к своей персоне.

Уитни повернулась к нему лицом, сложила руки на своей изумрудно-зеленой блузке и вызывающе уставилась на Люка.

– О'кэй. – Он отошел к двери. – Но все же я подкину тебе пищу для размышлений. Нам придется жить здесь вместе довольно длительное время – может быть, несколько месяцев…

– Особо на это не рассчитывай!

– …может даже, несколько лет. – Он встал прямо перед ней, так близко, что она слышала пряный запах его одеколона и ощущала тепло его кожи. – Нам надо что-то предпринять с виноградниками. У меня есть идея, но осуществить ее можно, только если ты согласишься со мной сотрудничать. Мы можем поговорить?

– Только не сейчас. – Когда ты так близко, подумала она, мои мозги превращаются в картофельное пюре. – Попозже.

– Когда попозже?

– После того, как я выпью чашку кофе.

– А, ты одна из этих!

– Из каких этих?

– Когда ты выпьешь вторую чашку, – уголки его губ насмешливо дрогнули, – приходи в библиотеку. Я обрисую тебе мой план. – Прихватив мониторчик, он вышел.

– Одна из этих? – все более раздражаясь, повторила Уитни.

Но дверь уже захлопнулась за ним, и единственным ответом на ее вопрос было эхо его издевательского смеха.

– Заходи!

Как только Люк ответил на ее громкий стук, Уитни распахнула тяжелую дверь библиотеки и вошла.

Он стоял у окна, глядя на расстилающуюся перед ним долину с виноградниками, и не сразу повернулся к ней.

С чашкой в руке она подошла к кожаному диванчику напротив газового камина. Искусственный огонь, пляшущий на фальшивых дровах, тем не менее давал достаточно жара и освещал все вокруг теплым сиянием. Она уселась, вытянула длинные ноги и, взяв в обе ладони чашку тонкого фарфора, глянула на Люка.

– Ну так что за план, о котором ты хочешь поговорить?

Люк отвернулся от окна и перешел к резному письменному столу своей бабки. Он сел за стол, удобно откинулся в кресле и заложил руки за голову.

– Предположим, что мое внезапное появление в поместье не состоялось. – Полузакрытыми глазами он лениво изучал сидящую на диване девушку. – Что бы ты тогда сделала с поместьем?

– Наверно, продала бы.

– По твоему тону слышно, что тебе не хотелось бы так поступать.

– Конечно, не хотелось бы! За последние тринадцать лет поместье стало мне домом. Все корни здесь…