Лето мафии
Шрифт:
— Они все еще там.
— Отлично, — распорядился Ник. — Поднимайся к дверям и, как только увидишь их, дай нам знак. — Он указал на колонны, стоящие по обе стороны от арки главного входа. — А потом прячься там. Мы с Вонючкой здесь, ты там. Когда они окажутся между нами, бросаемся вперед.
— Хорошо, — сказал Аль и вернулся к дверям. Ник и Станкович остались на месте, не отрывая взгляда от входа.
Поставив томик «Гроздьев гнева» на полку, мы с Сидни направились к выходу из просторного читального зала.
— Итак, в «Гроздьях гнева» и в «О мышах и людях», — возбужденно
— Да, но только отношения между друзьями различные, — заметил я.
— Совершенно верно, — подтвердил Сидни, радуясь тому, что я обратил внимание не только на сходства, но и на отличия. — Отношения между Джорджем и Ленни — это отношения господина и раба, и в конечном счете это приводит к трагедии. Отношения между Томом Джоудом и Джимом Кейси основаны на равноправии, и это позволяет им надеяться на спасение.
Выйдя из дверей, мы направились к лестнице. Поглощенные беседой, мы не заметили, как Аль Руссомано подал знак, после чего снова скрылся за колонной. Мы стали спускаться по лестнице, и я обратил внимание на шестерых монахинь, поднимавшихся нам навстречу.
— Отличные книги, — сказал я. — У Стейнбека есть еще что-нибудь, что можно почитать?
— Другие отличные книги. «Консервный ряд» посвящена сезонным рабочим, а лично мне больше всего нравится «Квартал Тортилья-флэт», своеобразные легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, но только перенесенные в среду городской бедноты.
Мне показалось, я услышал за спиной приглушенные шаги, и непроизвольно обернулся на этот звук. Вниз по лестнице на нас бежали двое. Один из них размахивал над головой отрезком цепи — Ник Колуччи! Другой, бородатый верзила, сжимал в руке изогнутую монтировку — Станкович! В тот же самый миг третий нападавший налетел на Сидни. За те доли секунды, которые потребовались Нику и Станковичу, чтобы добежать до меня, я понял, что у меня есть только один шанс. Воспользовавшись им, я сжался в комок и бросился нападавшим под ноги. Я попал Нику и Станковичу на уровне голени, и они, перелетев через меня, покатились кубарем вниз по лестнице.
Подняв взгляд, я успел увидеть, как Аль Руссомано раскроил цепью лицо Сидни. Из разбитого носа хлынула кровь, и он упал на колени. Вскочив на ноги, я бросился на Аля, но не успел предотвратить второй удар, который тот, словно кнутом, обрушил Сидни на голову, раскроив череп.
Я тяжелее Аля на тридцать фунтов, поэтому, когда я налетел на него всем своим весом, он, не устояв на ногах, ударился спиной о каменную чашу. Воздух со свистом вырвался у него из легких, глаза закатились. Отшвырнув Аля на ступени, я подобрал его цепь.
К этому времени Станкович пришел в себя и побежал ко мне. Монтировку он держал на уровне пояса, как опытный боец держит нож.
Нику, судя по всему, пришлось несладко. Он с трудом поднимался по лестнице следом за Станковичем, прижимая руку к животу и борясь с приступами тошноты. Где-то у меня
Я выбросил вперед цепь, стараясь вырвать у Станковича из руки монтировку. У меня ничего не получилось. Цепь обвилась вокруг стальной полосы, но не я вырвал монтировку у Станковича, а, напротив, бородатая горилла вырвал у меня цепь. Швырнув цепь мне в лицо, Станкович замахнулся монтировкой. Я присел в сторону, уклоняясь от цепи, и монтировка прошла мимо моей головы, но попала по плечу.
Второй раз за два дня вся левая сторона моего тела онемела. Сделав отчаянный рывок вперед, я обвил Станковича руками, словно боксер в клинче, затем, набрав полную грудь воздуха, погрузил великану в пах свое правое колено. Послышался рев, проникнутый болью, но Станкович высвободился из моих объятий и ударил меня наотмашь по лицу. Я потерял три зуба — один из них вывалился через щеку. И тут у меня перед глазами все померкло. Я почувствовал, как мой рот заполнился кровью; колени стали ватными. До меня смутно доносились чьи-то крики, но слов я разобрать не мог. Я рухнул на лестницу, больно ударившись головой о ступеньку.
Станкович занес над головой монтировку, собираясь нанести завершающий удар, но прежде чем он успел опустить руку, его захлестнула неудержимая черная волна. Я разглядел пальцы, царапающие ему лицо, услышал пронзительные вопли, похожие на голоса сошедших с ума призраков. На бородатого великана напали монахини.
Судя по всему, Ник мгновенно оценил обстановку. Сидни лежал на ступенях, обливаясь кровью. Аль Руссомано, откашливаясь, пытался подняться на ноги. Меня сбил с ног Станкович, но самого Станковича окружили со всех сторон… монахини?В довершение всего вокруг начинала собираться толпа, и кто-то уже был готов прийти на помощь монахиням. Откатившись подальше от разгорающейся надо мной свары, я поднял взгляд и увидел на лице Колуччи панику. Держась за живот, он доковылял до Аля Руссомано и помог ему встать.
Через несколько мгновений я увидел, как Сэл Руссомано пересек наискосок Пятую авеню, зацепив при этом две машины, и резко затормозил у тротуара. Выскочив из машины, он побежал вверх по лестнице, размахивая над головой цепью, словно арканом. Увидев приближение нового врага, монахини на мгновение отвлеклись от Станковича, и тот вырвался от них. Сбежав по лестнице, он запрыгнул в машину. Ник и Аль последовали за ним, и Сэл плюхнулся за руль. Водители двух поцарапанных машин бессильно грозили кулаками, но Сэл, визжа покрышками, заложил крутой вираж и скрылся за углом Сорок второй улицы.
Я попытался было встать, но надо мной склонилось ангельское лицо, обрамленное черным монашеским платом. Я подполз к Сидни. Он лежал в луже крови, похожий на сломанную куклу. Приложив ухо к его груди, я прислушался, пытаясь уловить сердцебиение. Сердце Сидни слабо, но билось.
Одна из монахинь сняла с себя длинное черное одеяние и подложила Сидни под голову. Вдалеке послышался звон колоколов собора Святого Патрика. Они били пять часов. После третьего удара к ним добавился вой полицейских сирен, и я потерял сознание.