Лето, в котором нас не будет

Летова Ефимия

Его ноги оказались на скамейке, голова покоилась в примятых стеблях.

— Дурацкий розыгрыш, и это, и до этого. Вставай.

Он не пошевелился.

— Откуда ты узнал… всё это? Ты просто не мог этого знать!

Молчание. А ведь мама говорила, что он болен…

— Вставай немедленно!

Я преодолела себя, наклонилась и потянула его за рукав. Тонкая рука показалась мне тяжёлой, как каменная. Я отпустила ткань — и рука упала, безвольно, точно мокрый пеньковый канат.

И вот тогда я закричала, заорала, где-то в глубине души ещё надеясь, что он вот сейчас поднимется, и всё, всё будет нормально.

Мама,

мамочка, пусть он поднимется и всё будет нормально!

* * *

Родители против ожидания не стали меня ругать, вообще ни слова мне не сказали, просто отправили в свою комнату, а примерно через час пришёл наш семейный целитель маль Сумус. К тому времени я уже прекратила плакать и, притихшая, но не смирившаяся, сидела на кровати. Коссет сердито вязала в уголке, выражая своё недовольство сердитым сопением и показательным игнорированием существования вздорной подопечной. Старичок Сумус выглядел заспанным, но деловитым — засучил рукава, обработал руки каким-то принесённым в небольшом сундучке раствором.

— Ну-с, неугомонная малье, показывайте, что у вас болит!

Я вытянула опухшую лодыжку и несколько минут молча наблюдала, как целитель наносит на повреждённую конечность какую-то жирную густую мазь, пахнущую отчего-то прелыми водорослями, а потом торжественно прикрывает глаза и обхватывает мою ногу ладонями. Знакомое покалывающее тепло разливалось по коже, проникало под кожу, отдавалось вибрирующими волнами в пятку и колено. Я не знала подробностей работы целителей, только то, что они сочетали воздействие чистого чаровства и различных снадобий и зелий для большей эффективности.

— Маль Сумус… — начала было я, и Коссет немедленно напряглась и отложила вязание. — Маль Сумус, вы же лечите только одарённых?

— Ну разумеется, малье Хортенс! Неужели вам не рассказывают об этом в школе?! Нынешнее образование никуда не годится. Только благой дар способен отозваться на мой дар, это же элементарные основы!

— Нет, я знаю это, — торопливо ответила я. — Людей без дара лечат лекари!

— Именно! Кустарными способами, ох, бедные создания! Если бы на моём месте был какой-нибудь малообразованный лекаришка, ваша прелестная ножка заживала бы минимум несколько дней, причиняя немало хлопот и огорчений, но со мной вам не о чем беспокоиться…

— А мальёку Эймери тоже вы помогли? — спросила я, а Коссет резко поднялась со своего места.

— Всего доброго, маль Сумус, спасибо за заботу!

— Ох уж эти проказливые девчонки! — старичок шустро засобирался, но я не собиралась отпускать его так просто:

— Маль Сумус, вы помогли… мальчику?

— Какому мальчику? — целитель уставился на меня с искренним недоумением.

— Мальчику, который…

— Этот мальчик — неодарённый, — вмешалась Коссет. — К тому же с ним уже всё хорошо, во вмешательстве маля нет никакой необходимости. Доброй ночи!

Она едва ли не силой выпихнула недоумённо покачивающего головой целителя из комнаты и собиралась выйти сама, а я вцепилась в её рукав.

— Подожди! Как это неодарённый?!

"Считай, что у меня нет дара вовсе"…

— Я хочу спать, время за полночь, это вы можете завтра спать до обеда! — отбивалась Хортенс, но я не отступала.

— Скажи мне, пожалуйста! Коссет, ну, миленькая, мне же так интересно!

— Все эти дурацкие тайны, — проворчала, а точнее, прорычала моя гувернантка. —

Не знаю я ничего, хозяева выдумывают, а мне отдуваться. Этот мальчишка из простых, нет у него никакого дара и быть не может. Мать его — нехорошая женщина. Она… — Коссет понизила голос, — даже замужем не была.

— Гулящая?! — припомнила я шёпотки и смешки служанок, вволю обсуждающих за работой своих многочисленных знакомых.

— Не смей говорить такие слова! Но, в общем… да, она не очень благопристойно себя вела, а потом умерла, и вот остался сынок её, то ещё наказание.

— Но почему он живёт здесь? Коссет, я никому-никому не скажу! — я попыталась поцеловать её в щёку, а гувернантка отвернулась, скрывая смущение.

— Отец твой её, ну, это, знал в общем. Давно ещё, до того, как с матерью твоей поженились. И видимо, остальные-то у неё были не такие благородные и богатые, да. Ну, умерла она, а мальчонка в приют попал, никого ж не было у него, кроме мамки своей непутёвой. А потом письмо нам пришло, то ли просто письмо, то ли завещание, и мальёк Аделард как с цепи сорвался, надо, мол, выполнить последнюю волю и парня взять к себе, там ему совсем житья не было. Вот и всё, и не воображай себе невесть что! Самый обычный мальчишка, невоспитанный и с головой у него не всё ладно, раз в обморок падает, как девица в перетянутом корсете.

— Но он живёт как… как…

— Просто не хотят родители, чтобы ты у него замашек всяких понахваталась, и они совершенно правы! Но нет же, тянет как муху на де… мёд! А теперь спи!

Коссет легонько подтолкнула меня к кровати, а я неожиданно для себя спросила:

— А он, ну, он… пришёл в себя? Этот… Эймери?

— Да что с ним сделается, — пожала плечами моя верная няня. — Навязал хозяин себе на шею такое счастье, вот уж радость. Ты-то как в саду рядом с ним оказалась?

Я тоже пожала плечами. Мол, вышла воздухом подышать, смотрю — лежит. Прямо посреди клумбы, такой вот экзотический цветочек.

Когда свет погас, а Коссет, наконец, ушла, я снова стала вспоминать наш разговор с Эймери. Откуда он мог узнать про исправленную контрольную и про затеянную девчонками драку? Это было попросту невозможно.

…До конца лета я больше его не видела.

Глава 6. Ужасная догадка

Мы с Аннет сидим в беседке в пришкольном саду и болтаем ногами, в руках — по вазочке с мороженым. Угощение нам тайком передали мальчишки из соседней школы для мальчиков. В качестве посыльного выбрали самого захудалого, кажется, по имени Гобс, с лёгкой руки Аннет тут же превратившегося в Гроббса. Аннет, хихикая, как водяная дея, ткнула меня пальцем в бок — около пяти "дарителей" стыдливо прятались в кустах, пока красный, как малиновое варенье, Гроббс шёл к нам с двумя вазочками в руках, точно на эшафот.

Пару мгновений подруга решала сложнейшую для самой популярной в школе четырнадцатилетней малье задачу: выбросить подношение в кусты или все-таки благосклонно принять и съесть. Наконец, она выбрала третий, как водится, вариант: неожиданно обняла смущённого донельзя посредника и чмокнула его в щёку. Шуршание в кустах усилилось и приобрело панические нотки. Кажется, каждый из сидящих в засаде неожиданно понял, что Гобс-Гроббс вовсе не попал в вечную опалу, как ожидалось, напротив — они же сами, по глупости, поспособствовали тому, чтобы задохлик поднялся на никому не ведомую высоту…