Летопись Третьего мира. Ч.3 Белое Критши
Шрифт:
Стижиан прекрасно помнил, что когда он был послушником, и потом, когда босиком по льду он убегал от разъяренной Визы, он пообещал себе, что если он когда-нибудь станет преподавать, то никогда не будет так жесток со своими подопечными. Обещание сдержать не удалось.
Первая группа учеников Во-Сена состояла из ста пятнадцати человек, ещё несколько таких же групп начали свое обучение у других мастеров примерно в то же время. Стижиан был уверен, что все мастера в тот день поступили одинаково: отметелили этих зазнавшихся мужиков, указав им, где их место.
После
– Стиж, ты меня слышишь? Мне кажется, он не видит слои.
– Мне кажется, он не видит чего-то другого.
Позже, анализируя собственные ошибки как преподавателя, Стижиан пришел к выводу, что их не было. Он все делал верно, продумывал каждый шаг, однако потом он обратил внимание на кое-что ещё: возраст. Монахами смогли стать только самые молодые из учеников. Те, кто был готов пошатнуть вбитые в их головы схемы, разрушить их и из обломков построить новые.
Сорок девять голов, среди которых самому старшему было двадцать семь, он-то сейчас и пытался продырявить пальцем скелета.
– Нонд, остановись.
– Тихо произнес монах.
– Так, все вы, послушайте меня.
– Он поднял голову к солнцу.
– Сейчас полдень, а значит, что моя задумка может быть реализована уже сегодня. Послушайте меня внимательно. Все вы не безнадежны. Честно, я ожидал, что будет хуже. За два месяца тренировок практически все неплохо продвинулись. Умеете обращаться к своим сосудам, изымать энергию, применять её и все такое прочее. Но...
Руми с настороженным любопытством заглянул в глаза друга: в них мерцали искорки хитрости.
– Я не с того начал наши занятия. Прошу меня за это простить. Выявлять потенциал, узнавать приблизительный объем сосуда - это все, конечно, хорошо, но...
– Мастер, вы к чему клоните?
– Спросил один из послушников, напоминающий Стижиану Маретти, или Милфа...
– Я к тому, что сыны Монтеры - это не седобородые мудрецы, что строят в горах монастыри и медитируют всю жизнь. Мы проводим практически всю свою жизнь в боях, а сражения - это не те условия, где можно позволить себе ошибиться. Короче...
Он улыбнулся, да так широко, что послушники смогли увидеть его коренные зубы.
– Я хочу устроить вам экстремальные условия. Астируми, ты не мог бы сейчас же отправиться к "Трем королям"?
– Без проблем, но для чего?
– Он пожал плечами и поправил синюю безрукавку, на которой нижняя пуговица все время расстегивалась.
– Будешь дозорным.
– Стижиан продолжал улыбаться во все зубы.
– Не знаю почему, но мне их уже жалко.
– Бубнил себе под нос Руми, уходя.
– Как вы относитесь к бегу?
Тут же стали раздаваться не слишком-то довольные возгласы, означающие, что бегать мало кому нравится.
– Как можно быть монахом и не любить бегать? Ладно не любить, другое дело - не уметь.
– Мастер снова окинул своих подопечных взглядом и прикусил нижнюю губу.
– В течение следующих двенадцати часов вы должны будете бегать. Без остановки.
– Он посмотрел на небо и увидел вдалеке грозовые тучи.
– Умереть от обезвоживания вам не позволит дождь. Ваш маршрут пролегает от этих ворот и до таверны, где вскоре окажется Астируми. Вы должны будете оббежать Ормарту и снова вернуться к этим воротам. И так до полуночи.
– Вы... вы пошутили?
– Раздался чей-то неуверенный голос, а вслед за ним такие же неуверенные смешки.
В ответ на этот вопрос, улыбка Стижиана исчезла с лица.
– Я не деспот, в отличие от Млинес. Тот из вас кто пробежит наибольшее число кругов, получит целую неделю свободы от тренировок и моего общества в частности.
В глазах подопечных тут же проблеснули нотки заинтересованности, однако эти крохотные просветы чахли под тяжестью мыслей о двенадцати часах бега.
– Именно поэтому, чтобы никто из вас не мог схитрить и сократить путь, Руми будет наблюдать с города, а я - отсюда. И хочу напомнить, что здесь открывается замечательный вид на всю долину.
– Он снова поднял голову к солнцу.
– Буду ожидать вас здесь через двенадцать часов. Вперед! Живо! Живо! Живо!
– Ты изверг.
– Руми сидел на крыше "У Трех Королей" и жевал крупные сладкие сухари.
– Это пойдет им на пользу.
– Стижиан не отводил взгляда от одного послушника, который едва плелся в хвосте неровной колоны и держался за бок и за грудь.
– Особенно ему, если он, конечно, не упадет в обморок.
– Не упадет. Через пару минут дождь начнется.
Только он сказал это, как раздались раскаты грома.
Стижиан согласно закивал.
– Ты сам-то когда-нибудь бегал столько времени?
– С любопытством спросил представитель народа нерийцев, или, проще говоря, кошек, хвостом выудив из сумки бутыль.
– Двенадцать-то часов? Нет, не бегал.
Руми прыснул, шевельнув кончиками мохнатых ушей, и приложил бутыль с топленым молоком к губам.
– Ты во мне сомневаешься? Эй! В глаза мне смотри! Ты во мне сомневаешься?
– Нет-нет, ничуть.
– Все ещё смеясь, нериец едва помотал головой из стороны в сторону.
Рука Стижиана нырнула в полупустую сумку и вынула оттуда достаточно толстую бесцветную книгу в ручном, но твердом, переплете.
– Ты второй, кто может подстегнуть меня и заставить делать что-то бесполезное в те моменты, когда можно бездельничать.
– Второй? А кто же был первый?
Мастер не ответил. Мимо лица Руми лишь проскользнула красно-золотистая ряса, устремившаяся вниз с крыши. Меньше минуты спустя, стоило нерийцу снова прильнуть к сладкому молоку, Стижиан вернулся, сняв рясу:
– В ней не слишком-то удобно бегать.
– Он хлопнул себя по лбу и снова исчез.
Руми шевельнул ушами, убрал бутыль и собрался перебраться под навес, откуда можно было наблюдать за мучениками и в то же время не промокнуть. Он, как и любая другая нормальная кошка, очень не любил воду, вот и не собирался мочить хвост и все остальные части тела под сильным ливнем, который только начал разгуливаться.