Летучий корабль
Шрифт:
А в один из дней в самом начале семестра мое внимание привлекает номер Ежедневного Пророка, который продают в небольшом киоске магической прессы. Моя рука сама собой тянется к большой колдографии на первой странице, и я, забывшись, хочу дотронуться пальцами до его виска, скользнуть по тонким губам. И почему-то боюсь читать заголовок. Но нет, нет, конечно, нет, это не то, о чем я подумал в первый момент. Просто лорд Довилль подал прошение об отставке, которое и было удовлетворено Министром Магии Люциусом Малфоем с огромным сожалением, так как Магическая Британия в своей истории еще ни разу не имела столь блистательного и успешного министра по внешним связям, каким являлся лорд Довилль. Однако беспокойство за здоровье друга вынудило главу Магической Британии принять столь непростое решение. И где-то там, уже дальше по тексту — он потерял сознание во время одного из министерских приемов. Врачи из Мунго констатировали переутомление. Лорд Довилль планирует остаться жить в Лондоне и посвятить себя столь любимой им науке зельеварения, занятия которой он не прекращал все эти годы.
–
Я даже не сразу понимаю, что маг, торгующий магической прессой, обращается ко мне.
– Что? — переспрашиваю я.
– Газету покупать будете?
Я отхожу от прилавка, а он только укоризненно качает головой.
– Если ничего не покупаете, зачем стоять здесь? Хотите читать — купите и читайте!
Но я не хочу приносить домой газету с его колдографией. Достаточно уже и того, что я только что увидел и прочитал. И того, что я несколько дней не буду находить себе места — от стыда за то, что я сделал, от мыслей о том, что это я, вольно или невольно, стал причиной того, что случилось с бывшим пиратом, от невозможности что-то поменять, от тоски по нему, что гложет каждую ночь мое тело и душу. Я чуть ли не бегом покидаю магический квартал, уговаривая себя, что мне нет больше дела, просто нет больше дела до господина бывшего министра. Иду по бульвару, ничего толком не соображая, так, наверное, и бурчу себе под нос, без конца, без остановки: «мне нет никакого дела». А когда у меня звонит мобильный, мой ангел-хранитель говорит мне голосом Драгана:
– Привет, англичанин! Я тут в центре, недалеко от площади Бана Елачича. Ты как? Не хочешь ко мне присоединиться?
И я устремляюсь к нему.
43. Беда
В тот вечер я совершаю одно маленькое открытие, которое, наверное, должен был сделать уже давно — если тебе плохо, тебе вряд ли помогут посиделки с приятелем, сколько бы вы не выпили. И еще одно: маггловкие напитки почему-то потеряли свою волшебную власть надо мной. Я перестал мгновенно пьянеть, меня не тянет на спонтанные признания. И это меня даже радует, потому что мне в то время еще непонятно, признаком чего является моя внезапно появившаяся стойкость. Драган говорит, что я расту…
На следующий день после того, как я столь неожиданно узнал об отставке лорда Довилля, я сижу на лекциях и думаю только об одном: как мне узнать, что с ним.
– Эванс, не соблаговолите ли Вы начертать нам на доске кривую спроса?
Профессор Сикорски, читающий нам микроэкономику, сегодня тоже напоминает одного моего школьного профессора, хотя и совершенно не похож на него. А вот я, похоже, вызываю у него ту же реакцию, что и у Снейпа курсе этак на первом или втором — он хочет моего позора.
– Тогда, быть может, Вы изобразите нам кривую предложения?
Вроде бы они идут в разных направлениях, но вот какая из них куда? Смешно сидеть на лекции в двадцать три года и ничего не знать, правда?
– Тогда прекратите созерцать пейзаж за окном и займитесь делом!
Нет, этому профессору далеко до Снейпа… Что с ним? Да нет, не со Снейпом, с Довиллем. Как мне это узнать? Снейпа-то Нагайна укусила… Черт, бред какой! От чего можно потерять сознание на приеме?
Не дожидаясь конца занятий, я, наскоро простившись с Драганом, буквально бегу в ближайшее Интернет-кафе, чтобы оттуда написать Гермионе. Да, к счастью, она наконец завела и себе отдельную почту, потому что, пользуясь ящиком Рона, ей неудобно читать мне нотации. Но сейчас это как раз кстати — ведь Рона я вряд ли могу спросить о здоровье капитана Довилля, а вот ее могу. Потому что она мягче, потому что она девчонка, потому что она … она сразу догадалась о том, что я не просто бегу из магической Англии, оттого что мне там все осточертело.
«Герми, что с ним?» — пишу я ей, — «пожалуйста, если ты что-то знаешь, напиши мне. Ты можешь сто раз повторить мне, что я идиот, и я сто раз с тобой соглашусь. Я не хочу его видеть, ничего не хочу, но мне надо знать. Извини, если я пишу сумбурно, просто это так и есть».
И она отвечает, да-да, уже на следующий день я получаю указ о помиловании, подписанный лично Гермионой:
«Гарри! Про сумбур можешь мне даже ничего не объяснять — я знаю тебя столько лет и, мне кажется, вполне могу себе представить, что творится у тебя в голове. Поэтому этот пункт предлагаю оставить без комментариев. Я понимаю, что ты беспокоишься. Странно, правда? Особенно если мы вспомним, что вы с Роном устроили в мае. Но ты и так прекрасно знаешь, что я об этом думаю.
Так вот — тебе повезло! Со мной на курсе учится девочка, у которой отец работает в Мунго. Он, разумеется, велел ей ничего никому не рассказывать, потому что, сам понимаешь, лорд Довилль — вовсе не тот пациент, о котором следует болтать. И без того все, что случилось на том приеме, его болезнь и отставка наделали немало шума. Насколько я могла понять, ему стало плохо с сердцем, что вполне объяснимо: он практически все время был в разъездах, вел переговоры, а тут еще и ты… Он действительно был самым успешным министром по внешним связям за всю историю Магической Англии (кто бы мог подумать, правда? С его-то дипломатическими «талантами», которыми мы наслаждались шесть лет в школе. Но, видимо, на нас он их просто не расходовал). Благодаря ему у нас теперь прекрасные отношения со всем магическим миром, он смог открыть представительства там, где с нами раньше разговаривали разве что сквозь зубы. Даже Венесуэла подписала с нами соглашение об экспорте этой самой баруты, из-за которой Невилл, помнишь, едва
Моя однокурсница сказала, что они продержали его в Мунго буквально пару дней, а потом он сам ушел оттуда со скандалом, потому что считает, что у них такие зелья и методы лечения, что пациенту комфортнее будет на кладбище. Похоже на него, правда? Что он зельевар, и сам в состоянии о себе позаботиться. Вот, собственно, и все. Как у тебя дела? Ты ничего не рассказываешь, и я волнуюсь».
Я вздыхаю с облегчением и, как обычно, почти автоматически набираю на клавиатуре свое дежурное «все в порядке». И почти весь ноябрь наша корреспонденция напоминает мне переписку детей, разъехавшихся из школы на длительные каникулы, потому что они пишут, как у них все замечательно, а я отвечаю примерно так же, хотя в моих письмах нет ни единой детали, из которой можно было бы понять, что именно у меня хорошо. Если честно, мне так надоело читать и писать про это «все хорошо», что я начинаю думать, а не сократить ли нам количество писем до одного в неделю, потому что я не могу говорить с ними о том, что важно сейчас для меня — даже не могу написать, что ни черта не понимаю в математике, ведь это сразу же приведет к ненужным уточнениям и предположениям. Не могу рассказать о своих снах, сначала окутывающих счастьем, а потом вновь выбрасывающих меня в мое с таким старанием обустроенное одиночество. Не могу расспрашивать их о том, о чем хотел бы знать — им все равно ничего не известно. Нет, не только о лорде Довилле. Я бы хотел спросить, как дела у сэра Энтони, Драко, Тео, но Герми так погружена в свою учебу, в их наконец-то наладившуюся жизнь, наполнена предвкушением грядущего апрельского счастья и далека от того мира, в котором обитают мои «слизеринские братья», а Рон, тот и вообще перемещается по такой орбите, которая ну никак не пересекается с бывшими пиратами. Только однажды, купив от нечего делать газету в магическом квартале, я совершенно случайно натыкаюсь на упоминание о том, что сын Министра Магии решил переехать на остров в Карибском море, принадлежащий его молодой жене — ей не подходит холодный английский климат. Значит, они все же сделали то, о чем говорили еще зимой — тоже сбежали. Осталось еще и Тео перебраться в Америку к родителям Лиз…
Но однажды вечером, заглянув в то самое Интернет кафе, откуда я обычно выхожу на связь с четой Грейнджер-Уизли, я открываю почту, и, пробежав глазами первую строчку в письме Рона, в первые мгновения думаю, что я ослеп. Потому что оно начинается словами: Гарри, у нас беда.
* * *
«Гарри, у нас беда. Не знаю, может быть, ты заметил, что последние письма от Герми иногда приходили днем — представляешь, я только недавно увидел, что там стоит время отправки. Мы даже потом пытались понять по времени, когда ты нам пишешь, чем ты можешь заниматься, но так ничего и не придумали — у тебя то день, то вечер. Все гадали, работаешь ты или учишься, или просто дурака валяешь. Извини, пишу всякую глупость, потому что не знаю, как и подступиться. В общем, все равно, единственный человек, который мне может что-то подсказать сейчас — это ты, хотя я еще сегодня днем раз десять пообещал себе, что тебе пока вообще ничего говорить не стоит. Но потом понял, что кроме тебя мне никто не поможет, так что деваться некуда.
Понимаешь, уже где-то неделю назад Герми стала жаловаться, что чувствует себя неважно — все время хочет спать, не может подняться утром. Даже стала пропускать лекции в своем университете, что для нее настолько неслыханное дело, что я должен был сразу встревожиться. Но я почему-то думал, что, ну, беременная, со всеми, наверное, так бывает. А вот сегодня вечером ее прямо с занятий забрали в Мунго, сразу же вызвали меня, я, понятное дело, немедленно примчался. А врач говорит: магическое и физическое истощение. Я ему — какое истощение? Все же было нормально, да что там нормально — лучше не бывает! И она сама уверяла, что беременность — не болезнь. Ну ладно еще физическое, но вот магическое — откуда? А он меня так заботливо повел к себе в кабинет, говорит, Вы только не волнуйтесь так, Вашей супруге ничего не угрожает, я Вам сейчас все и объясню. Вот только чайку попейте… Я сижу, хлопаю глазами, даже пытаюсь чай прихлебывать, а он так издалека начинает, что жена, мол, Ваша, она же из семьи магглов? Ты меня знаешь, я, как только это услышал — сразу в штыки, какое ему вообще дело, из какой она семьи? Да, мой ребенок будет полукровкой, а сколько таких? Да вот хоть ты, например! Но я про тебя в Мунго упоминать не стал, просто сказал ему, что половина магического мира полукровки, и я не понимаю, куда он клонит. А он мне опять про чай и успокойтесь. А сам дальше рассказывает… я даже поначалу думал, что он магглоненавистник. Сказал мне, что да, сейчас очень много смешанных браков, но старинные магические семьи недаром так противились подобным союзам, потому что… Я ему и отвечаю, что, наверное, потому, что они чванливые надутые придурки, просто чтоб он понял, что со мной не стоит такие вопросы обсуждать. А он мне, нет, молодой человек, просто они заботились о продолжении рода и прекрасно знали, какую опасность таят в себе союзы с магглами или магглорожденными. И что мы с Герми по незнанию и стали жертвой… Я как про жертву услышал, совсем голову потерял, потому что мы же несколько раз были в Мунго, и они все время подтверждали, что все просто замечательно. А этот докторишко и говорит, да, все было прекрасно, а сейчас вот примерно середина срока, а в этот момент и проявляет себя несовместимость магических потенциалов матери и плода.