Летучий корабль
Шрифт:
– То есть Гермиона не может выносить ребенка от мага? Но так же не всегда бывает!
А он только кивает, мол, не всегда, но случается, и не так уж редко. Что-то с кровью или еще что-то в таком духе… Без сомнения, позже у нас все получится, но вот на этот раз… В общем, спокойненько так объясняет мне, что мы потеряем ребенка. А я даже не могу себе такого представить! Понимаешь? Мы же так радовались, так ждали! И уже знаем, что это мальчик. И даже имя придумали… Как теперь? Я его и спрашиваю, сказали ли они Герми. Нет, разумеется, нет, напоили ее успокоительным, уложили спать, но так как ее жизнь в опасности, нужно мое согласие… Представляешь, мое согласие на то, чтоб, когда она проснется, нашего сына уже не было! Рон Уизли — детоубийца! Я сижу дурак-дураком, смотрю на него, а он так по-доброму мне улыбается, ерунда, мол, еще народите
Но я все же соображаю, что, раз такое бывает, то, наверняка, и средства какие-то придуманы. Придуманы, говорит, а то нет! Есть специальные зелья совместимости, которые могут регулировать магический потенциал матери и плода. Только вот в их поганой больнице их нет, да и вообще нет нигде, потому что зельеваров, которые за них берутся, во всем мире раз-два и обчелся, и готовить их надо чуть ли не через день до самых родов, в каждом случае индивидуально. То есть, проще говоря, мы себе это позволить вряд ли сможем, даже если отыщем зельевара, готового за подобное взяться. Да и не осталось таких практически в Британии, да и молодой паре нанять себе светило зельеварения вряд ли по карману. Так что нам проще будет попробовать в другой раз, а сейчас… И сует мне под нос пергамент, где я должен согласие дать, сам понимаешь, на что… А я все сижу и не могу подписать, просто рука не поднимается. Как представлю себе, как я Герми все потом рассказывать стану, когда она проснется — а ребенка нет.
– Впрочем, — тут он решил вроде как надо мной сжалиться, — Вы можете попробовать уговорить Лорда Довилля. Он как раз такой человек, который мог бы Вам помочь. Конечно, маловероятно, что он согласится…Но в прошлом, когда он еще был профессором в Хогвартсе — кстати, Вы же наверняка у него учились — он иногда брался за подобные заказы.
Вот когда я это услышал, я и понял, что, похоже, ловить нам больше нечего… Вспомнил и про школу, и про то, как он приходил ко мне в июне, и как я ему практически твою жемчужину продал, и как ему гадостей наговорил… В общем, я чуть было не подписал тот пергамент, но тот доктор мне сам посоветовал обдумать все до завтра, попробовать обратиться к Довиллю, а уж потом принимать решение. А к Герми даже не пустил, сказал, что у меня такое лицо, что с ним можно посещать исключительно похороны и поминки.
И вот, брат, сижу я сейчас дома и совершенно не представляю себе, как мне быть. Если я к нему не пойду — век себе этого не прощу. А как идти — даже не представляю. Он же мне точно откажет. Станет он варить зелье для нас? Я бы на его месте не стал. Да и зная его… А в то же время, если выхода больше нет? Да и это не выход. Я уж и так, и этак прикидывал, что я ему скажу, да я хоть в ноги ему буду падать — что это изменит!
Так что кроме тебя мне никто и подсказать ничего не сможет. Как думаешь, откажет он мне? Напиши скорее ответ, потому что завтра с утра мне к нему идти. Вот черт, теперь я о каждом своем слове жалею! Что мне стоило тогда быть с ним повежливее! А теперь я даже и просить его толком ни о чем не смогу. Эти в Мунго долго ждать не станут, сами сказали, потому что, если я буду тянуть, то и Герми может умереть. Напиши, брат, что мне делать!»
И я немедленно пишу ответ, ведь в данном случае не над чем размышлять — это можно сделать и позже, а сейчас: «Иди к нему. Сейчас ведь еще не очень поздно — беги немедленно, не жди до завтра! Тут нечего тянуть. Ради Герми надо попробовать все. Если откажет, ищи других зельеваров — я пришлю вам деньги. Если он потребует от тебя чего-то, связанного со мной…» — тут моя рука замирает всего на секунду, я вдруг понимаю, что Рон спрашивает моего совета не просто потому, что не знает, как ему поступить, а потому, что, вероятно, ждет от меня вполне конкретного разрешения — сдать меня, если это будет необходимо для спасения Герми, так что я просто пишу дальше: «делай все, что хочешь, но только если это будет действительно необходимо, если таково будет его условие». Я имею в виду, что Рон вовсе не обязан обрушивать на Довилля свое сокровенное знание о том, что я жив, если тот его об этом даже и не спросит. В конечном итоге, моя жизнь в этом случае просто полетит к чертям. Сколько бы я не видел его во сне — в жизни он вовсе не похож на того, кто мне снится. Если он найдет меня, он запросто разрушит всю ту жизнь, что я потихоньку собираю для себя — медленно-медленно, словно строя дом из детского конструктора.
– Здравствуйте, Юэн, — говорит мне хозяйка, у которой я снимаю квартиру, встречая меня внизу, — завтра похолодание обещают, Вы слышали?
Я не слышал.
– Вы, наверное, думаете, что у нас тут всегда тепло. Еще снег выпадет, вот увидите! А Вы ходите в одной легкой куртке…
– Спасибо,— отрешенно благодарю я, поднимаясь к себе на самый верх.
Похоже, я вызываю у нее какое-то подобие материнских чувств…
«Послушай, мы могли бы… Это всего лишь тело, глупый…» Что он там еще говорил мне? Почему я решил, что он может спросить Рона обо мне? Ведь меня похоронили полгода назад… Но если Рон скажет сам? Обменяет меня на Герми и своего нерожденного сына? Я чувствую себя последней дрянью, но даже не сомневаюсь, что Рыжий будет готов и на это. Я не могу представить себе, что бы я сам делал на его месте, выбирая между женой и другом. Боюсь, на этот раз выбор просто не может быть сделан в мою пользу. И мой мелодраматический уход из магического мира обернется просто глупой ребяческой выходкой.
Я включаю ноутбук и впервые захожу в ту, нашу с ними почту прямо из дома — в тот момент мне кажется, что моя конспирация уже не имеет смысла. Если Рон последовал моему совету и отправился к лорду Довиллю немедленно, то он может написать мне через пару часов. Я не могу спать, я не вижу сейчас ни малейшего смысла заниматься хоть чем-то. У меня даже мелькает безумная мысль: бежать, бежать немедленно, куда глаза глядят, не позволить им найти меня… Идиот. Значит, пусть с Герми случится все, что угодно, а мне плевать, хочу маггловской вольницы … Жизнь, кажется, написала для меня только один сценарий, в нем бесконечно спасают и спасают: мир, друзей, подруг, избитого на поединке Маркуса Флинта, нерожденных детей. И всего одна кандидатура на роль спасителя…
Когда я, наверное, уже в пятый раз за последний час обновляю страничку, а там по-прежнему тишина, я понимаю, что в три часа ночи Рон вряд ли еще может быть у Довилля. Так что мне ничего не остается кроме как отправиться спать. А то письмо, которого я так ждал накануне, приходит лишь вечером следующего дня, а я так и сижу за столом, курю сигарету за сигаретой и радуюсь, когда мне удается выстроить в ряд несколько шариков одного цвета на мониторе, и они куда-то исчезают, освобождая место для следующих.
То письмо Рона приносит мне одну из самых непостижимых историй в нашей жизни:
«Привет, Гарри! Извини, что я сразу не написал, тут все так закрутилось со вчерашнего вечера, что я только-только уложил Герми спать, а сам устроился на кухне, чтобы немного перевести дух. Брат, знаешь, у нас, кажется, все в порядке, нет, в порядке все будет в апреле, но пока вроде бы… В общем, он сказал, что уверен, что спасет и ребенка, и Герми! Ты понимаешь, кто это сказал? Это, Гарри, только что пообещал нам капитан Довилль собственной персоной! И хотя мне по-прежнему непонятно, как ты… ладно, не мое дело, но я сегодня тоже готов носить его на руках, дарить цветы и ставить памятники при жизни! И еще — ты в безопасности! Он не спрашивал — я не говорил! Ты же сказал, что только в крайнем случае.