Летучий корабль
Шрифт:
– Гаденыш, — подает голос тот, кто поймал меня, и мне кажется, это Августус Руквуд. — Ну, теперь-то, будь покоен, тебя никто не спасет.
– Августус! Мы всех взяли. Прекрати его бить!
Я по-прежнему ничего не вижу, так как Руквуд крепко прижимает меня к палубе, но я не могу ошибиться — этот голос принадлежит старшему Нотту. Звук шагов рядом с моей головой, я обретаю свободу, поднимаюсь на ноги. Сэр Энтони смотрит на меня, не произнося ни слова. Он крепко держит Невилла, приставив палочку ему к горлу. И мне становится даже смешно — как будто мы на пятом курсе и вновь в отделе Тайн. И нас вновь поймали, только вот уже нет практически никого из тех, кто когда-то пришел нам на помощь. Интересно, был ли там в тот день сэр
Малфой толкает впереди себя Рона, рыжий только и успевает бросить на меня виноватый взгляд. А позади них, невозмутимый и как всегда насмешливый капитан Довилль.
– Мы и не думали, что вы трое продержитесь так долго, Поттер! С вашими-то талантами!
– Так это была ловушка, Мой Лорд?
В его лице практически ничего не меняется, он только чуть встряхивает головой — старая привычка, отмечаю я, его волосы давно не падают ему на лоб сальными прядями, а вот этот жест из моего детства остался. И он вновь поймал Поттера и его друзей на месте преступления, только теперь, похоже, потребует для них более серьезного наказания, чем исключение из школы. И я уверен, ему не по вкусу то, как я обращаюсь к нему.
– А Вы думали, мы столь беспечны, Поттер? Вы полагали, что Вашим приятелям можно, как в старые добрые времена, залезть в мою каюту, взять там карты и сонное зелье, после этого опоить охрану и похитить Корабль? Вы верите в сказки, Поттер?
– Вы бы еще про шкуру бумсланга вспомнили, — почему-то весело отвечаю я и понимаю, что мне не страшно.
– Что ж, господа, — Малфой, как всегда, обходителен, — пожалуйте в тюрьму.
– Свяжи их, Энтони, — небрежно бросает Довилль, но я замечаю, как непроизвольно дергаются губы Нотта старшего.
Однако он выполняет приказ. Еще одна маленькая свершившаяся месть, не правда ли, капитан? За то, что сэр Энтони посмел стать мне другом. За то, что Тео и Драко открыто вступились за меня. За то, что эти люди просто были рядом со мной…
И когда они подводят Корабль ближе к берегу, и на пристань ложится трап, я слышу, как сэр Энтони, теперь конвоирующий меня, тихо шепчет мне в спину:
– Что ты наделал, сынок…
Я молчу. На этот раз мне нечего ему сказать.
24. Ночь перед казнью
Здание тюрьмы, небольшое приземистое на совесть сколоченное строение, замыкает плац с левой стороны. Когда мы подходим к нему, и Руквуд, приторно и одновременно хищно осклабившись, гостеприимно распахивает перед нами дверь, я думаю о том, что всего-то в нескольких метрах отсюда начинается дорожка, ведущая к таверне, И опять, как и тогда, когда Кингсли арестовывал нас на выходе из Аврората, меня охватывает ощущение нереальности происходящего. Мне вновь кажется, что это какое-то наваждение, что ничего не было, что сейчас я сделаю еще несколько шагов и окажусь под ставшим уже столь привычным и, да, вполне гостеприимным кровом таверны, задую свечу, завернусь в плед и засну, чтобы наутро быть разбуженным осторожным стуком в дверь или окриком Вудсворда — в зависимости от того, кто возьмет на себя труд будить меня.
Но его не будет, этого утра, нет, разумеется, солнце вынырнет из моря на другой стороне острова точно по расписанию, легкий утренний бриз прошелестит в кронах деревьев, птицы возвестят о наступлении нового дня жизнерадостным чириканьем и возней, цель которой понятна только им одним. Перекличка голосов, повседневные дела, приготовление утреннего кофе — та же самая возня, только уже человеческая. Для того чтобы жить дальше — завтракать, ссориться, тренироваться, любить, заполняя утро, день и вечер массой больших и малых дел. Тех дел, которые в одночасье стали нам недоступны — по законам острова мы вряд ли доживем до полудня.
– Входите, господа, располагайтесь, ни в чем себе не отказывайте, — Руквуд буквально воркует, провожая каждого из нас взглядом жизнерадостного
Интересно, если они решат вздернуть нас на рее, кому выпадет столь высокая честь? Да, у них же есть Макнейр, любитель подобных церемоний. Думаю, он столь же обстоятельно подойдет к делу, как в свое время к казни Клювокрыла, к счастью, несостоявшейся. Но тогда, на третьем курсе, мы лишили его законной добычи — тринадцатилетние подростки, счастливая звезда которых не заходила в то время ни днем, ни ночью.
Как только мы попадаем внутрь, наши руки оказываются свободны — действительно, не станут же четыре мага, имея в руках палочки, опасаться троих безоружных и уже, что и скрывать, несколько подрастерявших бодрость духа, парней. Да и приказ связать нас на Корабле был отдан Довиллем, думаю, просто ради того, чтобы продемонстрировать мне, что сэр Энтони, несмотря ни на что, тоже является одним из НИХ — и это никогда не было иначе.
Мы садимся на скамью у широкого стола, сколоченного из грубых широких досок, и я ощущаю пальцами его шероховатую поверхность, неровности, круги вокруг сглаженных стараниями столяра сучков — будто впервые. Уже второй раз в моей не столь долгой жизни смерть встает передо мной — буднично и отчетливо, давая мне время подумать и оглядеться. И на этот раз я не буду торопиться. Может быть, оттого, что я не боюсь умирать. Или, став старше, я успел больше привязаться к маленьким повседневным деталям: тому, как поскрипывает теплый песок под ногами, как пахнет свежеиспеченный хлеб, как Вудсворд бурчит себе песенки под нос, к тому, как ночной ветер, наполненный терпкими запахами моря, касается моей разгоряченной после многочасового бдения у печи кожи, к сонному дыханию друзей, когда я, стараясь их не тревожить, чуть ли не на рассвете прокрадывался к своей кровати…
Я не стану вглядываться в лица тех, кто сейчас занимает место напротив нас. Если я попытаюсь поймать взгляд хоть одного из них, это будет так похоже на попытку человеческого контакта, будто невысказанная просьба пощадить нас, как объяснение того, что то, что мы сделали — не измена, не преступление, направленное против всех, живущих на острове, а, скорее, просто мальчишеская бесшабашная выходка: чем черт не шутит, вдруг получится?
Я пытаюсь незаметно бросить взгляд на моих друзей: Невилл, похоже, очень подавлен, сложил руки на коленях, ни на кого не смотрит. Рон, напротив, кажется даже слишком спокойным — он не опускает голову, с вызовом рассматривает наших врагов. Но даже в неярком свете свечей я могу различить, что щеки его начинают предательски краснеть. О, я знаю тебя, рыжий! Тебе стыдно, что мы опять так нелепо попались, а так как на этот раз зачинщиком был явно ты, то и винишь ты только себя. Когда-то, (ты помнишь?), когда мы в давние-предавние времена искали крестражи, тогда так чувствовал себя я — предводителем, который ведет свое крохотное войско невесть куда. И знал, как, наверное, и ты сейчас, что во всем, что идет не так, большая часть вины — твоя.
Капитан Малфой, сидящий напротив меня, почему-то выглядит очень довольным. Такое впечатление, что он сидел в засаде где-то с ноября, не пил, не ел, мечтая лишь об одном: изловить, наконец, Поттера, Уизли и Лонгботтома. И теперь вот она, заслуженная награда, так что он даже готов полюбить нас за то, что мы так глупо попались. Лицо Нотта старшего не выражает ничего, только в неверных тенях, отбрасываемых неярким светом, я различаю резко обозначившиеся желваки на его скулах. На Довилля я стараюсь не смотреть — от него исходит такое напряжение, что мне становится не по себе. Он сосредоточен и сдержан, но его пальцы как-то уж очень крепко сжимают палочку, лежащую на столе перед ним. И искорка света, будто плененная зеленым мерцающим камнем в серебряной оправе на среднем пальце его правой руки… она скользит все глубже, мечется в острых гранях, как мотылек… Мерлин, о чем я думаю!