Летящие к Солнцу 1. Вопрос веры
Шрифт:
Джеронимо подыгрывал на шарманке, с ногами забравшись на кровать.
– Люблю ее, – доверительно сказал он мне. – Такая стесняшечка.
Мы сидели не то в комфортабельных апартаментах, не то в другой камере – понять толком не удалось. Во всяком случае, препроводили нас сюда хоть и под прицелами автоматов, но вежливо и даже с извинениями. Комнатка небольшая. Три кровати, выставленные буквой «П» вдоль стен, соприкасаются углами. Зато это кровати, а не койки и не нары. С мягкими подушками и простынями, пахнущими свежестью.
Сразу, как вошел, я скинул, наконец, ботинки и повалился на покрывало, предвкушая несколько
Как мог, я вымыл голову, шею, подмышки, облил себя несколькими пригоршнями воды. Вода затекла под штаны, и я их снял …
Все это время в комнате было тихо, но когда я попытался пристроить трусы на край раковины сушиться, идиллию вспорол голос Джеронимо:
– Вообще-то моя сестра еще девственница, а ты показываешь ей такое.
– Ой, – сказал я и поторопился надеть влажные трусы. Но оказалось поздно.
Веронику прорвало. Она кинулась, хвала Христу, не на Джеронимо или меня, а на дверь и колотилась в нее с воплями уже не меньше часа. Я, завернувшись в одеяло, даже приловчился дремать. Если взять чисто физические ощущения, то именно этот момент был самым светлым и прекрасным с тех пор как я закрыл глаза отцу.
– Приведите сюда хоть одного толкового мужика, уроды, и я перестану быть девственницей! – орала Вероника.
Я повернул голову к Джеронимо, который продолжал вертеть ручку адской машины.
– Как получилось, что у такой красавицы комплекс девственности?
Я спрашивал шепотом, но Джеронимо меня услышал.
– Можешь говорить в полный голос. Она сейчас ничего не воспринимает. А вопрос интересный. Я, как ты знаешь, не люблю копаться в чужом грязном белье, но дело было так. В возрасте пятнадцати лет Вероника впервые влюбилась и написала письмо. На следующий день ее избранника казнили по сфабрикованным обвинениям. В шестнадцать она влюбилась второй раз, и дело дошло до поцелуя, но на следующий день ее избранника казнили по сфабрикованным обвинениям. Дальше пошло интереснее. В семнадцать лет она даже уединилась с одним симпатичным солдатиком в очень секретном месте, где никто не смог бы их отыскать. Но, не успел я нажать клавишу «Запись», как солдатика вызвали по личному коммуникатору в штаб, в чем-то расписаться…
– И казнили по сфабрикованным обвинениям?
Джеронимо перестал крутить ручку шарманки, уставился на меня.
– А что, я уже рассказывал эту историю?
– Нет… Я просто попробовал угадать.
– У тебя серьезные задатки экстрасенса, Николас. Надо бы попросить колоду карт, я могу провести пару тестов. Но ладно, возвращаемся к Веронике. – Он продолжал вращать ручку уже не столько для зарядки аккумулятора, сколько чтобы заглушить грохот и вопли. – Кажется, с этим солдатиком ее действительно связывало что-то крепкое, потому что она после казни месяц сама не своя ходила. Потом ничего, оправилась. Только по дому она прослыла Черной Вдовой, и с ней никто старался наедине не оставаться. Но полгода назад был интересный случай с дочкой одного из папиных подручных. Мне стыдно признать, но я не знаю, что произошло между
– Эта «несчастная девушка» подсыпала тебе в еду рицин! – сказала Вероника, оставив дверь в покое. – И я воспользовалась своим законным правом. У вас что, нет других тем? Обязательно обсуждать меня?
– Будь тут другие девственницы… – начал я.
– Задушу твоими же собственными трусами!
Я решил-таки заткнуться. Натянул одеяло повыше и приготовился вкусить сон.
Джеронимо поставил шарманку на пол и, задумчиво посмотрев на нее, изрек:
– Пожалуй, надо сделать в корпусе один-два USB-разъема, смарт заряжать. Да. Это реально. Но после.
Он улегся на кровать поверх покрывала и подложил под щеку ладони.
– Вы что собрались делать? – опешила Вероника. – Спать? Нам с минуты на минуту приговор вынесут!
– А я тебе с минуты на минуту мозг вынесу, – пробормотал уже в полусне Джеронимо. – Разбудишь сейчас – меня даже смерть не остановит. Ложись-ка и скрипи зубами в стенку… Своими желтыми… безобразно торчащими… десятью зубами… Карга…
Джеронимо захрапел, и Вероника посмотрела на меня.
– Я вырублюсь минуты через полторы – можешь постираться, – сказал я, но, кажется, уснул раньше, чем договорил.
Мне снилась крышка свинцового гроба. Она подрагивала, из-под нее выбивалось зеленоватое свечение.
***
Я проспал ровно семь часов и сто двадцать две минуты и когда разлепил веки, долго не мог понять, где нахожусь. Потом дошло: под кроватью.
Сон однозначно пошел на пользу, боль почти не досаждала, и я с наслаждением потянулся. До ноздрей дополз приятный запах тушеных грибов. На этот раз правда приятный – видимо, добавили каких-то приправ.
Я выкатился наружу, встал и окинул взглядом помещение. Посередине появился столик и три стула, на столике – поднос, побольше того, что нам приносили в камеру. На этом еще уместился кофейник. Кофе – это хорошо, – подумал я. Кофе – это жизнь. Нельзя считать пропащим тот день, утром которого ты выпил чашку кофе. Кофе – аромат надежды, символ уюта, надежности и предельной концентрации сил.
Усилием воли я отключил рекламирующий голос. Все-таки столько ударов по голове даром не проходят. Что-то там капитально сместилось, и не факт, что в лучшую сторону.
Я посмотрел на своих компаньонов. Джеронимо в комбинезоне и ботинках развалился на кровати, как морская звезда, и похрапывал. На спинке кровати Вероники висели ее вещи. Все вещи. Все, до единой вещи. Сама она лежала на боку, спиной ко мне, но одеяло сползло до пояса.
«Это издевательство вообще когда-нибудь прекратится?» – подумал я, пока ноги несли меня вперед.
Я остановился у самой кровати, сверля взглядом стену. «Вот тебе тест на порядочность, – сказал мой эмоциональный двойник, в очередной раз решив выступить в роли собеседника. – Опустишь ли ты взгляд, или отступишься? Ситуация выбора. Момент истины. Кто же ты, Николас Риверос? Кто для тебя она?»
«Ты эмоционален и глуп, – ответил я. – Она – та, с кем мне интересно, та, кого я все еще не раскусил до конца. И строение женского тела не такая уж тайна для меня, чтобы опускать ради этого взгляд».