Летящие к Солнцу 1. Вопрос веры
Шрифт:
«Кажется, у них все в порядке», – подумал я и спокойно нырнул обратно. Вновь начал перепахивать зловонное болото своего Эго, все острее понимая, что ищу не там и не то…
***
К тому времени как нас нашел сияющий командир, мы успели еще раз поесть и даже поспать, для чего пришлось-таки вернуться в трехкоечную. Мы с Вероникой проснулись от стука в дверь и радостного крика, что «все готово, можно ехать, без нас не взорвут».
Джеронимо спал.
Вероника
– Давай ты.
– Почему это я?
– Потому что вы как-то слишком уж сдружились в последнее время. Считай, что я ревную. Пускай он и на тебе потренируется.
Вероника так смотрела и говорила, что спорить не представлялось возможным. Она принялась натягивать комбинезон, а я, скрепя сердце, подошел к кровати Джеронимо.
– Проснись! Эй! Вставай! Динамит заложили, поезд ждет, пора!
Я тряс Джеронимо за плечо, и он нехотя пробуждался. Открыл один глаз, затем второй. Блуждающий, как у младенца, взгляд остановился на мне.
– С добрым утром, – кивнул я. – Надо вставать, а то…
Он рывком сел на кровати и с неожиданной силой оттолкнул, почти отбросил меня, чтобы впиться взглядом в Веронику.
– Карга! Беспринципный уродливый ком сморщенного от старости сала! Кара моя будет страшной.
Вероника, должно быть, застонала, но со стороны это прозвучало как вой.
– Ну почему, почему опять я? – спросила она, обращаясь сквозь толщу камня и земли – к небесам.
Небеса хранили молчание, а Джеронимо отозвался тут же:
– Потому что мне все равно, какое оружие ты используешь. Я вижу твою гнилую желтозубую натуру с провалившимся носом, как бы ты ее ни прятала. Какая низость! Пытаться подставить Николаса, моего дорогого друга, невинного, как дитя!
Вот под такой непрестанный аккомпанемент мы и закончили сборы. Командир, молча и тактично стоявший все это время в дверях, протянул мне заплечный мешок.
– Сухпаек на неделю. Грибы и чай. Чем можем. Грибы сушеные – штука сытная, не больше пяти за раз – потом распухают и хоть два пальца в рот. Ну и вода еще.
Мешок оттягивал руку, но когда я пристроил его за плечо, не почувствовал никаких неудобств. Такой же мешок командир бросил Веронике. А потом открыл дверь и внес в комнату рюкзак Джеронимо, который тот, кажется, оставил еще в камере, перед судом.
– Ну и тебе, мелкий, чуток поднакидали.
Пришлось задержаться еще на десять минут. Ворчащий Джеронимо пытался уместить в рюкзак шарманку с кактусом и все упаковки грибов разом. Кончилось тем, что три пачки я переложил к себе.
По пути к платформе нам пришлось пройти через длинный коридор почета пополам с позором. Одни поздравляли нас и славословили, другие призывали на наши головы страшные кары. Между теми и другими то и дело начинались драки, но бдительные военные быстро наводили порядки.
Наверное, по закону жанра нам полагалось устроить тут революцию, победить солдат
Достигли перрона, заросшего безвредными теперь подсолнухами. Помимо солдат, здесь всего два человека, а именно – Мышонок и Черноволосый.
Проливая слезы в три ручья, Алена обняла сперва Джеронимо, потом – меня, и под конец отважилась на Веронику.
– Я навеки сохраню вас в своем сердце, – пообещала она. – Прощайте, и… Как это у вас говорится? Buena fortuna?
Мышонок убежала, видно, побоявшись, что совсем уж разрыдается. А к нам подступился Черноволосый с той самой книгой в руках.
– Вы, должно быть, многого наслушались, – заговорил он, обращаясь главным образом ко мне. – Не принимайте близко к сердцу. Вы принесли перемены, а людям свойственно бояться перемен. Я же считаю, что все к лучшему. Мы не встали на пути пророчества, и теперь вы можете осуществить предначертанное. Возьмите эту книгу. Там многое еще, помимо того, что я зачитал на суде, заслуживает внимания.
– Спасибо, – сказал я, принимая дар. – И спасибо за все. Грибы были весьма неплохи, чай – отличный. И, да… Можете передать тем ребятам из газеты, что я сожалею о случившемся?
Черноволосый задумался, потом кивнул:
– Да. Эти ребята думают, что ведут тайную анонимную деятельность, но я постараюсь передать ваши слова так, чтобы их не обидеть.
В вагон поезда я вошел с легким сердцем. Поистине, власть, которая терпит под боком оппозицию, да еще и переживает о ее чувствах, достаточно сильна и справедлива. Метро будет жить.
Усевшись на подгнившее сиденье, я спрятал книгу в мешок. В вагоне пахло затхлостью, но этот запах каким-то непостижимым образом казался свежим и приятным.
Вероника сидела слева от меня, Джеронимо – справа. Командир устроился напротив.
– Осторожно, двери закрываются! – прохрипел голос из динамика. – Следующая станция – стена, заряженная динамитом.
Двери закрылись, и поезд полетел навстречу следующей главе.
Глава 14
Поскольку все боеприпасы ушли на триффидов, а новых нам никто не предложил, автоматы мы оставили на память командиру. Поэтому на троих у нас оставалось единственное оружие – пистолет Вероники. И через две минуты после того как тронулся поезд, я начал всерьез переживать, что две последние пули достанутся Джеронимо.
Он начал с невиннейшего вопроса, который вполне мог сойти за светскую беседу. Спросил Веронику, действительно ли она собирается использовать дом Толедано как стартовую площадку для полета домой. Когда Вероника ответила утвердительно, мы услышали речь. Нет, это был не просто поток слов – этим-то Джеронимо баловал нас регулярно. Это была Речь.