Летят наши годы (сборник)
Шрифт:
— Но я же ничего этого не знаю!
— Освоишься, — улыбнувшись, убежденно сказал Санников. — А насчет квартиры обещаю подумать. Хотя честно тебе скажу — трудно. Немыслимо трудно. Заглядывай. А сейчас зайди в отдел кадров, к Храмковой. Возьмешь направление.
Фамилия Храмковой Валентину ничего не сказала, и велики же были его удивление и радость, когда выяснилось, что под ней скрывается прежняя Шура Валькова.
— Валька! — ахнула Шура, выскочив из-за стола, ее бледное, без кровинки лицо слабо порозовело.
В коридоре у окна вдоволь наговорились. Из ребят, оказывается, в Кузнецке осел один Вовка Серегин, сейчас он был в Москве на двухгодичных курсах главных бухгалтеров.
Должность заместителя председателя кустарно-промысловой артели «14 лет Октября» оказалась нелегкой. Со стороны все выглядело просто и понятно: артель специализировалась на пошиве обуви, на каждый месяц имелся план, и план этот нужно было выполнять. На деле же все получалось не так идеально. Сырье получали и централизованным порядком, и на обувной фабрике, и в овчинно-шубном комбинате, и из таких же артелей других районов. У всех у них были свои планы и заботы, договора поставок постоянно нарушались, и Валентин, на которого были возложены вопросы снабжения, крутился, как волчок. Многого он, конечно, еще не понимал, не знал, да и не умел ничего делать вполовину. Никак не мог он примириться и с разболтанностью. Потомственные сапожники левачили, попивали, Валентин горячился и нередко попадал впросак.
— Слышь, капитан, — в глаза говорили ему, — ты тут не больно шуми, это тебе не в роте…
В довершение председатель артели оказался таким ухарем, что Валентин всерьез начал опасаться, как бы однажды не очутиться вместе со своим непосредственным начальством за решеткой.
В кабинете этого краснощекого, пышущего здоровьем человека постоянно толклись какие-то люди, почти всегда уходящие с парой сапог или туфлями для супруги; со всеми сапожниками председатель был на дружеской ноге, любил, как и они, выпить и закусить, действовал по неписаному правилу: ты мне — масло, я тебе — «лодочки».
Немного освоившись, Валентин осторожно проверил этот совершаемый чуть ли не на глазах товарообмен, — все оказалось в полном порядке, с необходимыми разрешениями и оформлением в бухгалтерии.
— Голуба! — хохотал председатель, поглаживая черные усики. — Да нешто я враг себе!..
В чем Валентин не мог отказать этому плутоватому жизнелюбу, так это в умении работать. Несмотря на всяческие трудности, перебои, артель успешно выполняла задания, занимала в системе одно из первых мест. Председатель знал весь город, весь город знал его, и нередко то, над чем Валентин безуспешно бился несколько дней, тот устраивал за одну минуту, подняв телефонную трубку и попросив какого-нибудь Сидора Сидоровича…
Месяца полтора-два спустя Кочину позвонили из горисполкома, и в первую минуту он не поверил в то, что ему говорят — приглашали прийти получить ордер на квартиру. Помня оговорку Санникова, Валентин не питал особых надежд, по крайней мере на ближайшее время. Оказалось же, что, употребив все свое влияние и власть, секретарь горкома сдержал обещание.
Комната в трехэтажном каменном доме, который по старой памяти кузнечан называли домом специалистов, была маленькой одиннадцатиметровой, в квартире жили еще три семьи; но два окна, высокие потолки и водопровод на общей кухне — это уже было богатство.
В выходной вместе со Светланой они побелили стены, на окнах забелели марлевые занавески, в углу торжественно обосновалась кроватка Наташи. Ласково покрикивая на дочку, — она неутомимо качалась на упругой сетке, — Светлана ходила по комнате, прикидывая, чем бы ее украсить еще, напевала. Валентин поглядывал на нее с улыбкой, только теперь, кажется, заметив, как изменилась жена за последние
У самого Валентина ощущения такого душевного равновесия не было. Работа отнимала много времени и сил, но она представлялась очередным боевым заданием, за которым неизбежно последует новое. А с новым было посложнее.
Редкие встречи со школьными товарищами, приезжавшими в отпуск, или письма от них заставляли Валентина еще острее чувствовать свою неустроенность. Нет, это была не зависть, а результат невольных сравнений. Получив диплом инженера, уехал куда-то в Азию Юрка Васин, в Иране работал Лешка Листов, ставший уже чуть ли не кандидатом наук, в центральных газетах появлялись иногда стихи старого школьного дружка, и даже осевший в Кузнецке Вовка Серегин рассказывал о своей бухгалтерии на обувной фабрике с завидным увлечением. Накануне нового, 1947 года в Кузнецке промелькнул еще один школьный побратим, майор Николай Денисов, заканчивающий военную академию. Николка, порадовавшись встрече с другом, уехал, а горечь в душе у Валентина осталась: мог бы учиться в академии и он…
Разумеется, все эти мысли являлись при случае, под настроение; носиться со своими обидами постоянно Валентин не мог хотя бы потому, что был для этого слишком общительным и деятельным, да и жизнь брала свое. А в жизни почти всегда огорчения чередуются с радостями, и чем ощутительнее первые, тем значительнее представляются вторые: отсветы их озаряют нас, людей, едва ли не до последнего вздоха…
Весной в комнате Кочиных появился новый жилец — крохотная, черноглазая, как и Наташа, Татьянка. Пухлым розовым пальчиком трехлетняя Наташа трогала, любопытствуя, розовое барахтающееся тельце и внушительно говорила: «Сестра»… От старшей маленькая отличалась удивительно ровным, спокойным характером. В положенное время она смешно кряхтела, — это означало, что надо менять пеленку, ровно через три часа, как исправный будильник, коротко попискивала — давайте есть. Все остальное время, к досаде Наташи, сестренка спала, наливалась, как яблочко, и, наверное, поэтому Валентин остался убежденным в том, что никаких особых хлопот маленькие не доставляют. Отличавшаяся в этом возрасте более агрессивными повадками Наташа росла без него.
Незадолго до первого сентября Кочина вызвали в городской отдел народного образования.
Припадая на костыль, пожилая женщина с лохматыми мужскими бровями и седыми усиками ходила по кабинету, басом выговаривала:
— Не обязательно и Михаила Сергеича беспокоить надо было. Зашли бы сами. Что ж мы тут — не люди? Не понимаем?
Валентину предложили работать в семилетке преподавателем физкультуры, и он готов был расцеловать эту мужеподобную чудесную женщину.
— Света, я — в школе! — с торжествующим криком ворвался Валентин домой.
Не отнимая от полной груди дочку, Светлана поцеловала мужа, глаза ее сияли. Нет, рано или поздно, но обязательно в жизни все налаживается; для нее в этом «все» исполнение желания мужа было едва ли не самым главным.
Теперь Валентин ходил в синем спортивном костюме с широкой белой полосой на груди. Приучая ребят к спорту, он сам начал заниматься гимнастикой и легкой атлетикой, снова почувствовал себя по-армейски собранным, энергичным. Подтянувшись не только внешне, но и внутренне, Валентин, если так можно сказать о двадцатишестилетнем человеке, помолодел.