Лев правосудия
Шрифт:
Пожалуй, для убийства у моего отца не было иных причин, кроме ревности. Возможно, я никогда не узнаю, был ли у него повод ревновать; но пусть бы даже мать и переспала с кем-то по соседству, это еще не давало мужу права убивать. Я не помнила, чтобы к нам приходили чужие дяди, но я вообще мало что помнила, мне ведь было всего четыре года.
Ранним вечером в среду у меня выдалось свободное время, ресторан почти пустовал. И я решила попытать счастья — позвонить Пяйви Ваананен-Хуттунен, проживающей в Куопио. Голос ответившей женщины звучал настороженно,
— Добрый день, меня зовут Хилья Илвескеро. Не вы ли учились в гимназии вместе с моей матерью, Аннели Суурлуото, в девичестве Карттунен?
Женщина ответила не сразу. На заднем плане слышался шум, кто-то вел жаркий спор по-английски.
Затем он утих: очевидно, телевизор выключили.
— Кто вы такая, повторите.
— Дочь Аннели Карттунен. Хилья.
— Чем докажете? — Женщина глубоко вздохнула. — По телефону кем угодно можно назваться, а я даже номера вашего не вижу, он закрыт.
— Ваша фотография была в альбоме с похорон моей мамы, если вы действительно та самая, кого я ищу. На обратной стороне фотографии написано имя Пяйви Ваананен. На вас было черное платье с юбкой-колоколом, жемчуг и большие очки в золоченой оправе.
— Я одноклассница Аннели. Только это было так давно, что я почти ничего не помню. Что вам от меня нужно?
— Воспоминания о матери. Я не знаю о ней почти ничего. И, если возможно, как мне найти Тарью Киннунен и Тиину Турпейнен. Они же были на маминых похоронах.
— В гимназии мы дружили вчетвером, даже поклялись, что будем поддерживать связь до конца жизни. Тиина тоже училась в Йоенсуу, я в Куопио, Тарья осталась в Туусниеми. Но когда Аннели умерла, все развалилось. Тарью и Тиину я встречала лишь изредка, случайно. — Раздался неясный всхлип. — Вот что делает смерть: забирает одного, но ранит десятки и сотни. — Женщина заплакала, уже не таясь. — У нашей Ханны, моей дочки, такой же муж, как этот Кейо, и я так боюсь…
— Если он избивает ее, немедленно сообщите в полицию!
Ну да, только этого мне не хватало: давать советы тем, от кого надеялась что-то узнать о матери.
— Что толку, полиция ничего не может! А он нас всех поубивает!
— Возможно, если вы даже не попытаетесь ничего сделать.
— Где вы живете?
— В Хельсинки.
— Я сейчас не… — Ее речь прервалась всхлипами, и я подождала, пока она высморкается. — У меня где-то в гараже валяются дневники времен гимназии. Я тогда писала много. Ничего не обещаю, но могу поискать в них что-нибудь о вашей матери. Ведь Яри тоже умер несколько лет назад? Я видела объявление в газете.
Я подтвердила, что все так и было, и пообещала позвонить на следующей неделе. Разговор с Пяйви Ваананен-Хуттунен оставил тревожное чувство: не столько из-за матери и ее утраченных подруг, сколько из-за какой-то незнакомой Ханны, которая совершала сейчас классическую ошибку.
О своих ошибках я, ожидая в четверг Юрия Транкова у главного входа в «Торни», нисколько не думала. Леденящий
Я намеренно оделась нейтрально: джинсы, десантные ботинки, свободный серый джемпер, закрывающий бедра, и короткая куртка — словом, будто собралась в Лэнгвик гулять, а не позировать для картины.
Чтобы прикрыть тылы, я рассказала тетушке Воутилайнен, что иду встречаться с Транковым. Монике я оставила на кухне записку, что якобы гуляю с тетушкой Воутилайнен. Но полной гарантии эта система не давала, и я положила во внутренний карман сумки «глок» и коробку патронов. Сумка из-за этого стала подозрительно тяжелой, и я надеялась, что Транков не предложит поднести ее.
Он шагнул на середину улицы и открыл передо мной дверцу «ягуара», не обращая внимания на то, что заблокировал движение. В ответ на гудки других водителей лишь высокомерно отмахнулся. Номера на «ягуаре» были не той системы, что у Сюрьянена; на всякий случай я их запомнила. В салоне, отделанном темно-красной кожей, с затемненными задними стеклами, витал запах новой машины: едва ли это авто прошло больше пары тысяч километров. Транков завел машину, навигатор заговорил что-то по-фински, и он его выключил.
— Нам он не нужен, я знаю дорогу. Как тебе моя машина?
Я огляделась: темно-красная кожа в сочетании с золочеными металлическими деталями придавала автомобилю сходство с борделем. Рулевое колесо, которое Транков крутил левой рукой, тоже было покрыто кожей. Я решила пока не снимать перчатки, хотя в машине было так тепло, что можно было обходиться без верхней одежды. Жаль, я не догадалась надеть шапочку, тогда было бы меньше вероятности, что здесь останутся мои волосы. Хотя если заботиться о моей собственной безопасности, то весьма не вредно оставить в машине следы своего пребывания. Интересно, Транков взял ее в аренду или купил на свои криминальные доходы?
Транков ехал из Камппи к Западной автостраде, прибавлял скорость на желтый светофор, зигзагами переходил из полосы в полосу. В такой машине должны быть и ограничитель скорости, и круиз-контроль, а мотору положено вытягивать до двухсот восьмидесяти. Но как он мог на такой скорости контролировать ситуацию на дороге? В каких условиях ему вообще мог пригодиться столь мощный мотор? На Западной автостраде он еще прибавил газу и развил скорость выше разрешенной, до ста тридцати. Я ничего не сказала — ему ведь придется заплатить штраф или попрощаться с правами. Или у Транкова был влиятельный покровитель, способный отменить штраф, как уже отменил запрет на въезд в страну?