Лев правосудия
Шрифт:
— Я не отвечаю на звонки с неизвестных номеров, — сказала она первым делом. — Как приятно тебя слышать, Хилья. Я часто о тебе думала, особенно после того, как весной приходил тот полицейский. Как, собственно, у тебя дела?
Я коротко рассказала, что работаю в ресторане и живу в центре Хельсинки. Потом попросила ее рассказать о полицейском, который к ней приходил.
— Он высокий. Говорил по-фински на диалекте.
— Как его звали?
— Возможно, я записала в мой календарь, визитки он не оставил. Подожди минутку… — Телефон со стуком опустили на что-то. — Вот. Не могу разобрать…
Я была почти уверена, что это буква «Д». Я спросила, найдется ли у Тиины время встретиться со мной, например, следующим утром, когда я буду свободна.
— С удовольствием повидаюсь с тобой, но утро не подходит, так как я на работе до трех часов. Можешь прийти в школу?
В конце концов мы договорились, что в половине четвертого я зайду к ней домой. Однако, когда я пришла в ресторан и объявила, что послезавтра мне нужно будет после обеда наведаться в Сиунтио, у Моники, обычно уравновешенной женщины, случилась истерика.
— У нас ланч на заказ, который продлится до трех! Без тебя не справиться! Мухамед и Алекс больны, у Хелины так течет из носа, что ее нельзя выпускать к клиентам!
— Надо как-то справиться!
— Моника, не позволяй Хилье всегда так дерзить! — прокричал Йоуни из кухни.
— Заткнись! Я могу съездить за овощами в Вейкколу завтра, а не послезавтра. Их ведь уже все выкопали!
— Мне к пятнице нужны свежие! — проворчал Йоуни, но Моника охотно согласилась на этот компромисс.
Однако на свидание с Тииной мне выделили всего полчаса, потом нужно было быстро ехать обратно.
Вернувшись с работы, я отыскала самую лучшую фотографию Давида, что у меня имелась. Снимок сделали в горах поблизости от Севильи, весной, полтора года назад. У Давида на ней были короткие светлые волосы, и он смотрел прямо в камеру. Глаза улыбались, рот нет. Именно поэтому мне так нравилась эта фотография: глаза Давида словно раскрывали фотографу, то есть мне, его настоящие чувства. Но возможно, эти глаза лишь смеялись надо мной. В Монтемасси Давид много раз говорил, что не осмеливался показаться в Финляндии после того, как уплыл оттуда на яхте «I believe». И было все больше похоже на то, что он меня обманывал.
Я ехала по автомагистрали Турку по направлению к Вейккола, пустой фургон дребезжал на ветру. Для бодрости духа я слушала «Черную хумппу» группы «Пенсионеры». Корнеплоды и овощи я свалила в машину так небрежно, что Йоуни меня выбранил: он всегда был так придирчив по отношению к качеству продуктов, что иногда нервировал Монику, которая не любила что-то выбрасывать. Потом я направилась через Лапинкюля в Сиунтио; разумеется, передо мной оказался трактор, везущий в прицепе дрова, и много километров я не могла его объехать, хотя и мигала фарами. Поэтому во двор нужного дома я прибыла лишь без двадцати четыре. Тиина Мякеля открыла даже прежде, чем я успела позвонить. За спиной хозяйки прыгала жесткошерстная такса, энергично меня облаивая.
— Фортуна хочет на прогулку, но ей придется подождать, пока мы не закончим. Проходи.
Я прошла по петляющему коридору в столовую. Тиину Мякеля я прежде видела только на фотографиях; прическа «Даллас» сменилась на светло-пепельную
— Ты не особенно похожа на Аннели, — выпалила она, внимательно меня осмотрев. — Больше на отца. — Это прозвучало как приговор. — Хочешь кофе?
— Нет, спасибо. Расскажите лучше сначала об этом полицейском. Зачем он приходил, о чем спрашивал?
— Я сама удивилась. Он несколько раз звонил убедиться, что я та самая женщина, которая когда-то училась с Аннели Карттунен, позднее Суурлуото, сперва в гимназии, потом в педагогическом училище. Я спросила, почему полиция вновь заинтересовалась этим делом тридцать лет спустя, а он сказал, что пишет исследование насчет убийств супруга в Финляндии, Эстонии и Германии. Это, как он сказал, какой-то проект европейской полиции, и случай Аннели они выбрали как наиболее ясный. Сначала я сказала, что не хочу об этом вспоминать, и он обещал перезвонить позже. И получилось так, что я была просто вынуждена вернуться в прошлое: Аннели начала меня преследовать.
— Преследовать? Каким образом?
— Она приходила во сне. Однажды там была и ты — шла по проходу в церкви и плакала. Мне казалось, сама Аннели требовала, чтобы я вспомнила как можно больше и поговорила с этим полицейским. И тогда я пообещала встретиться с ним, как сейчас с тобой.
Полицейский тоже пришел к Тиине Мякеля домой, просил рассказать все, что она помнила об Аннели, и найти старые фотографии. Когда я это услышала, у меня мурашки побежали по спине.
— А у вас есть такая фотография, где мама улыбается, с рубиновым кольцом на правой руке? Та же, которая была выставлена на поминках.
— Есть. Показать? Он просил ее и пару других, чтобы скопировать, и потом вернул.
— Сначала я хочу вам кое-что показать. — Я отыскала в сумке фотографию Давида. — Этот человек к вам приходил? И его звали Давид Сталь?
Когда мы с Давидом виделись в Италии, у него были черные волосы, но я видела его удостоверение личности сотрудника Европола и знала, что на той фотографии у него были светлые волосы ежиком.
— Этот самый. — Тиина Мякеля мельком взглянула на фото. — Его действительно звали Сталь. Правда, на этой фотографии он выглядит приятнее, чем на самом деле. Почему-то при нем я чувствовала себя виноватой в смерти Аннели. Но, честно говоря, мне не нравился Кейо, и поэтому наши отношения стали прохладнее. Из-за него Аннели переехала в Лаппеенранту, а когда ты родилась, она бросила учебу. Собиралась продолжить позже, хотя Кейо не желал, чтобы она училась.
Мне было интересно послушать о маме, но я прервала воспоминания Тиины и спросила, когда именно Давид приходил. Она принесла толстый ежедневник и выяснила, что это было двадцать третьего марта — за пару недель до того, как я приехала в Италию. А мне он твердил, что находился там неотлучно с февраля.
Мое время истекло, пора было возвращаться в «Санс ном». Тиина Мякеля спросила, когда мы могли бы снова встретиться: ей интересно познакомиться с дочкой Аннели поближе. Я не стала ничего обещать. Я была так оскорблена и зла на Давида, что хотела выбросить кольцо с рубинами в море и разорвать все его фотографии.