Лев правосудия
Шрифт:
Поскольку на кухне мои услуги пока не требовались, я решила обновить карту памяти. Индикатор мигал красным, будто при смерти. Сделав все нужное, я хотела посмотреть, доволен ли Рютконен нашим угощением. И вздрогнула: он был не один! Напротив него за столиком появился Юрий Транков.
К счастью, Хелина в этот момент зашла на кухню забрать заказанное, я остановила ее:
— Спутник того культуриста с четвертого… Они заказывали столик на двоих?
— Твой поклонник опять пришел. — Хелина широко улыбнулась. — Свободных мест нет, поэтому я спросила, не против ли они сесть вместе. Хочешь пойти обслужить своего друга?
—
Вернувшись обратно к камере, я направила объектив непосредственно на эту пару. Если Рютконен не совсем двоечник, он должен знать, кого к нему подсадили за парту.
На Транкове снова был костюм мафиози: черная тройка и темный галстук. Вид он имел бледный и явно не брился несколько дней. Бизнес Сюрьянена в Москве не складывается или у нашего художника творческий кризис? И я ощутила почти разочарование, когда он не поспешил первым делом выяснить, в ресторане ли я. Ведь наша картина еще не дописана!
Рютконен в полном спокойствии заканчивал свой обед. Хелина подошла взять заказ у Транкова и протянула Рютконену счет. Транков принялся флиртовать с девушкой, она не имела ничего против. И почему меня это так раздражало: я же сама велела официантке удержать Юрия? В это время на пост наблюдения явился Йоуни и прорычал, что ему срочно требуются измельченная петрушка и орегано; пришлось пойти на кухню. «Труд освобождает», [28] или как там это было сказано?
Я трудилась на кухне, как заключенный: загружала посудомоечную машину и драила полы. Разгибаясь с затхлой грязной тряпкой в руках, вдруг почувствовала, как кто-то прикоснулся к моему плечу, а потом чьи-то ладони накрыли мои глаза. Йоуни закричал: посторонним вход в кухню воспрещен! По запаху лосьона и виду шерстяной ткани рукава я опознала, кто нарушил запрет.
28
«Arbeit macht frei» (нем.) — надпись на воротах немецкого лагерного комплекса «Освенцим» времен Второй мировой войны. (Прим. ред.)
— Юрий! — Я повернулась так быстро, что Транков не успел убрать руки с моих плеч, и это было похоже на объятие. — Ты вернулся из Москвы!
— Ты рада? — Транков не улыбался, но смотрел на меня с таким выражением, которое растопило бы более слабое сердце, чем мое.
— Конечно. Когда мы продолжим наш совместный творческий труд?
— Когда тебе удобно? Ты завтра работаешь?
— К сожалению, да, но вечер воскресенья свободен. Тогда подойдет? — Я разыгрывала не меньший энтузиазм.
— В это время Сюрьянен будет дома. Могу вас познакомить. Заехать за тобой?
— Я возьму фургон и сама найду дорогу. В шесть часов устроит?
Транков кивнул и улыбнулся:
— Чтобы закончить картину, потребуется еще немало времени, но в доме есть место, ты сможешь остаться переночевать.
Похоже, художнику Транкову ничуть не мешало то обстоятельство, что в шесть часов ноябрьского вечера в Финляндии темно, хоть выколи глаз. То ли он уже закончил ту часть работы, для которой требовалось правильное освещение, то ли для него это было не важно.
Когда он ушел, Йоуни обругал меня за то, что я устраиваю свою личную жизнь на его кухне,
Я снова попыталась обдумать сказанное Рютконеном. Рейске он говорил, что Давид — пленник белорусской мафии, а сам потом пытался узнать местонахождение Давида от меня! Шизофреник проклятый!
Лайтио не рассказал мне, что Давид был объявлен в розыск за убийство Дольфини. А ведь он должен был знать — если Рютконен не выдумал это обвинение. Скорее бы уж закончился рабочий день — мне не терпелось порыться в материалах ЦКП. А Моника все копалась, прикидывая завоз продуктов со склада и подсчитывая сегодняшнюю выручку. Кстати, дамская вечеринка принесла нам три тысячи евро, что вполне оправдало наши хлопоты с капризными клиентками.
На Юрьонкату я приняла душ, потом натянула пижаму, шерстяную рубашку и шерстяные носки, после чего под видом Лайтио зашла в сетевые архивы ЦКП. Нашла сведения о Дольфини, внесенные Рютконеном, и в них обнаружились дополнения.
«Итальянская полиция объявила в розыск Даниэля Ланотте, подозреваемого в убийстве Дольфини. Парни немного запоздали».
Досье Даниэля Ланотте было на английском и составлено кем-то другим, не Рютконеном. На нем стоял гриф особой секретности. Указывалось настоящее имя — Давид Сталь, и еще одно, которым он пользовался: Антон Каллас. Сталь был гражданином Финляндии, Ланотте — Швеции, Каллас — Эстонии.
Согласно данным итальянской полиции, Ланотте являлся двойным агентом, который начал свою игру с изотопом Sr-90, без приказа уничтожил яхту, на которой находился Борис Васильев и трое его людей, после чего передал Европолу лишь часть изотопа, хотя утверждал, что передал все. Европолу было известно точное количество проданного, а также то, что продавший изотоп белорусский бизнесмен Иван Гезолиан отправил своего представителя Карло Дольфини вслед за Сталем. Однако Сталь убил Дольфини и сбежал.
В итальянскую полицию поступило анонимное сообщение о трупе Дольфини в арендованной Ланотте квартире, но нашли его не там, а лишь через полгода, в болотистой местности в нескольких километрах от Монтемасси. Ланотте подозревают также в убийстве жены Дольфини. И он по-прежнему находился в международном розыске. Высказывалось предположение, что Сталь попытается попасть в Финляндию, где у него подруга. Ее участие в событиях в Италии оставалось неясным.
В конце служебной записки имелось добавление: согласно только что полученной наводке, у Сталя есть еще один псевдоним — Бенгт Няккялаярви. А поскольку эта фамилия саамская, то у разыскиваемого может быть еще и норвежский паспорт. [29]
29
Саамы — малочисленный угро-финский народ, большая часть которого проживает на территории Норвегии, хотя также они есть в Швеции, Финляндии и России. (Прим. ред.)