Левая рука тьмы (сборник)
Шрифт:
— Никакой разницы для вас тут нет, — спокойно возразил Орр.
— Почему вы спорите со мной сейчас? Почему именно сейчас, Джордж, когда вы так много дали мне, когда мы так близки к цели?
Джордж Орр, однако, не чувствовал за собой вины. Если бы он имел привычку предаваться рефлексии, он не дожил бы до тридцати лет.
— Потому что чем дальше вы заходите, тем хуже. И теперь, вместо того чтобы помешать мне видеть эффективные сны, вы пытаетесь вызвать их у себя. Я не хочу, чтобы мир жил в соответствии с моими снами. Еще меньше я хочу, чтобы это были ваши сны.
— Что вы хотите этим сказать — «тем хуже»? Послушайте, Джордж. Мы с вами работали несколько недель. Что сделано? Уничтожено перенаселение, восстановлено экологическое равновесие
Он начал загибать свои серые пальцы.
— Уничтожена расовая ненависть. Уничтожена война. Исчезла возможность гибели человечества из-за порчи генетического бассейна. Уничтожена, точнее, в процессе уничтожения бедность, экономическое неравенство, классовая борьба во всем мире. Что еще? Душевные болезни, неумение приспосабливаться к реальности — чтобы преодолеть это, потребуется время, но первые шаги уже сделаны. Под руководством ХУРАДа неуклонно сокращаются беды человечества, физические и психические, индивидуальность получает все больше возможности для самовыражения. Постоянный прогресс, Джордж! За прошедшие шесть недель мы добились большего прогресса, чем все человечество за шестьсот тысяч лет.
Орр чувствовал себя обязанным ответить на эти аргументы.
— А где демократические правительства? Люди больше не могут выбирать образ жизни. Почему все вокруг такое мрачное, безрадостное? Это всемирное государство, это воспитание детей в Центрах…
Хабер не на шутку рассердился:
— Детские центры — ваше изобретение, а не мое! Я просто очертил вам желаемое содержание сна, как всегда это делаю. Я пытался дать понять, как осуществить это желаемое, но ничего не получилось. Ваш треклятый мозг изменяет все до неузнаваемости. Можете не говорить мне, что вы сопротивляетесь тому, что я готовлю человечеству. Это было ясно с самого начала. Каждый шаг вперед, который я заставлял вас делать, вы искажали. Каждый раз вы пытались сделать шаг назад. Ваши собственные стремления абсолютно негативны. Если бы не мое гипнотическое внушение, вы бы давно превратили мир в пепел. Вы почти успели в этом в тот вечер, когда сбежали с женщиной-адвокатом.
— Она мертва, — сказал Орр.
— Это к лучшему, — изрек Хабер. — Она оказала на вас отрицательное воздействие. Вы безответственны. У вас нет ни социального сознания, ни альтруизма. Вы моральная медуза. Каждый раз мне гипнотически приходится внушать вам чувство социальной ответственности. И каждый раз оно искажается. Так было и с Детскими Центрами. Я полагал, что семья часто вызывает неврозы и что в идеальном обществе она может быть усовершенствована. Ваш сон грубо интерпретировал мою мысль, смешал с дешевым утопическим взглядом, или с циничными антиутопическими концепциями, и произвел эти Центры. И все же это лучше того, что было. В этом мире почти нет шизофрении. Теперь это редкое заболевание.
Темные глаза Хабера сияли, губы улыбались.
— Сейчас положение лучше, чем раньше, — признал Орр. — Но ваши старания ухудшили его. Я не собираюсь искажать ваши идеи, но вы делаете то, чего делать нельзя. Я знаю, что обладаю этой способностью, но я знаю и свой долг. Это можно использовать только в случае крайней необходимости, когда нет другой альтернативы, а сейчас альтернатива есть. Я намерен остановиться.
— Мы не можем остановиться, мы только начали, мы только обретаем контроль над этой вашей способностью. Я уже вижу, как это сделать, и сделаю. Ничто не должно стоять на этом пути — на нем столько может быть сделано для блага человечества с помощью новых удивительных свойств мозга!
Хабер произносил речь. Орр смотрел на него, но непрозрачные глаза, устремленные на него, не возвращали взгляд, не видели его. Речь продолжалась.
— Я делаю эту новую способность воспроизводимой. Можно воспользоваться аналогией с изобретением книгопечатания, с приложением новых технологий и научных концепций. Если эксперимент или технология не могут быть успешно воспроизведены другими, они бесполезны. Э-стадия, пока она заключена в мозгу одного человека,
Орр встал. Он стоял и глядел Хаберу прямо в глаза. Лицо его было спокойно, но напряженно и сосредоточенно.
— Вы будете сами контролировать свои сны, без помощников? Без контроля?
— Я контролировал ваши сны неделями, а это мой собственный случай, и, конечно, я сам буду первым объектом эксперимента. Абсолютные этические гарантии. Контроль будет полным.
— Я пробовал аутогипноз, прежде чем пристраститься к наркотикам…
— Да, вы упоминали об этом. Конечно, у вас не получилось. Вопрос о сопротивляющемся субъекте, достигшем успешного аутовнушения, довольно интересен, но он ничего не доказывает. Вы не профессиональный психолог, вы не тренированный гипнотизер и вообще были выведены из эмоционального равновесия. Вы ничего не достигли, разумеется. Но я профессионал. Я точно знаю, что делать. Я хочу внушить себе нужный сон во всех подробностях, как будто мой мозг бодрствует. Всю прошлую неделю я делал это, я готовился. Когда усилитель синхронизирует общий рисунок э-стадии с моей собственностью — ж-стадией, мои сны станут эффективными, и тогда…
Губы в кудрявой бороде сложились в экстатическую улыбку, и Орр отвернулся, как будто увидел нечто ужасающее, не предназначавшееся для чужих глаз.
— Тогда мир уподобится небу, а люди — богам!
— Мы уже боги, — сказал Орр, но Хабер не обратил на него внимания.
— Бояться нечего, опасность существовала — мы оба знаем это, — пока вы один обладали способностью э-снов и не знали, что с ней делать. Если бы вы не попали ко мне, если бы вас не направили в опытные руки, кто знает, к чему бы это привело бы? Но вы здесь, и я знаю все. Как говорят, гений — это способность оказаться в нужном месте в нужное время!
Он громогласно рассмеялся.
— Теперь нечего бояться, все в наших руках. Я знаю, что делаю и как делать. Я знаю, куда иду.
— Вулканы извергают пламя, — пробормотал Орр.
— Что?
— Я могу идти?
— Завтра в пять.
— Я приду, сказал Орр и вышел.
10
Было еще только три часа. Ему следовало бы вернуться в свой кабинет и закончить план игровых площадок для юго-восточного пригорода, но он не пошел. Он подумал об этом и отбросил эту мысль. Хотя память уверяла его, что он занимает этот пост уже пять лет, но он не верил своей памяти, работа казалась ему нереальной, не его работой.
Получалось, что он признает нереальной значительную часть единственной реальности, в которой он сейчас существует. Он подвергался тому же риску, что и душевнобольные. Он мог утратить свободную волю. Он понимал, что нереальность ведет к ужасам и фантазиям. И все же в его жизни не было реальности, она была пустая. Сон, создававший, когда необходимости в создании не было, оказался плоским и мелким.
Он пойдет домой, не станет принимать лекарства, уснет — и будь что будет.
Он спустился на фуникулере в Нижний город, но вместо того чтобы сесть в троллейбус, пошел пешком к своему району. Он всегда любил ходить пешком.