Левая рука тьмы (сборник)

Ле Гуин Урсула Кребер

Хитзер видела, как вспыхнули светлые глаза ее мужа, когда он посмотрел на большого человека.

— Обо мне, о снах, о яхклу. Неважно, о чем. Вы должны слушать. Они знают, чем вы занимаетесь. У них гораздо больше опыта в этом.

— В чем?

— В сновидениях и в том, разновидностью чего являются сновидения. Они уже давно занимаются этим, всегда занимались, я думаю. Они из времени сновидений. Я этого не понимаю и не могу выразить в словах. Все видят сны. Игра форм, сон материи. У скал бывают сновидения, от которых меняется Земля. Но когда мозг становится

сознательным, когда скорость эволюции увеличивается, тогда нужно быть осторожным, нужно учиться, изучать пределы и ограничения. Сознательный мозг должен быть частью всего, неразделимый и осторожный, как скала — бессознательная часть целого. Понимаете? Это что-нибудь значит для вас?

— Для меня это не ново, если вы имеете в виду донаучный синтез — Мировой дух и прочее. Мистицизм — первое приближение к пониманию природы сна. Но для тех, кто использует свой разум, он неприменим.

— Я не знаю, правда ли это, — возразил Джордж очень спокойно, — но просто из научного любопытства попробуйте вот что: прежде чем испытать усилитель на себе и прежде чем включить его, когда вы начнете свое аутовнушение, скажите — эрперекхне. Вслух или про себя. Один раз. Ясно? Попробуйте.

— Зачем?

— Потому что это действует.

— Как «действует»?

— Вам помогут ваши друзья, — сказал Джордж.

Он встал. Хитзер смотрела на него со стороны: он показался ей ненормальным. Она знала, чем кончатся сеансы Хабера!

— Я х к л у не может использовать один человек, это слишком много для него, это выходит из-под контроля, — продолжал Джордж. — Впрочем, контролировать — не то слово. Они знают, где его место, как направить его на правильный, путь. Я этого не понимаю. Может, вы поймете. Попросите их о помощи. Произнесите «эрперекхне» до того, как нажмете кнопку «включено».

— Может, что-то в этом и есть, — сказал Хабер. — Стоит заняться. Я займусь этим, Джордж. Я свяжусь с альдебаранцами из Культурного центра и узнаю, есть ли у них информация на этот счет. Все это для вас тарабарщина, а, миссис Орр? Вашему супругу следовало бы стать ученым, а он тратит время на чертежи. Он только зря растрачивает себя.

«Почему он так сказал? Ведь Джордж дизайнер по паркам и игровым площадкам. У него есть талант и склонность к этому», — злилась в душе Хитзер.

— У Джорджа есть научная интуиция, — гремел между тем Хабер. — Никогда не думал привлекать альдебаранцев, но в этом что-то есть. Но, может быть, вы рады, что он не исследователь. Ужасно, когда супруг за обеденным столом анализирует твои подсознательные желания!

Хитзер чуть не расплакалась.

— Я его ненавижу, — яростно сказал она уже на спирали лифта. — Он ужасный человек, насквозь фальшивый.

Джордж молча взял ее за руку.

— Все кончено? На самом деле? Тебе больше не нужны лекарства? И конец этим ужасным снам?

— Я думаю, да. Он заполнит документы и через шесть недель я получу свидетельство о выздоровлении, если буду правильно вести себя.

Он устало улыбнулся.

— Тебе трудно пришлось, милая? А мне — нет. Не в этот раз. Впрочем, я проголодался. Где мы пообедаем?

В «Наса Боливиана»?

— В Чайнтауне, — сказала она, но тут же спохватилась.

Старый китайский район вместе с другими частями Нижнего города был снесен девять лет назад. Как она об этом забыла?

— Я хотела сказать «Руби Лy», — добавила она, смешавшись.

Джордж теснее прижал ее руку.

— Прекрасно.

Добраться туда не составляло труда. Линия фуникулера оканчивалась как раз у старого центра Ллойда, который некогда до Катастрофы, был величайшим торговым центром в мире.

Сейчас многоэтажные гаражи ушли вслед за динозаврами, а большинство огромных магазинов опустело. Каток не заливался двадцать лет. Сквозь дорожное покрытие проросли деревья. Голоса в длинных полуосвещенных и полузаброшенных аркадах звучали глухо.

«Руби Лy» находился на верхнем этаже.

Ветви конского каштана почти скрывали стеклянный фасад. Над головой небо было глубокого зеленого цвета — таким его можно увидеть в те редкие весенние вечера, когда оно очищается от туч после дождя. Хитзер посмотрела на небо, далекое, недосягаемое, спокойное. Сердце у нее замерло, она почувствовала, как тревога спадает с нее, будто шелуха. Но это продолжалось недолго, что-то держало ее. Она замедлила шаг, оглядывая пустые темные переходы. Странное место.

— Здесь страшно, — сказала она.

Джордж пожал плечами. Лицо его было напряжено и угрюмо.

Поднялся ветер, слишком теплый для апреля, влажный, горячий ветер, раскачавший большие, с зелеными пальцами ветви каштана, поднявшие мусор в длинном пустынном переходе. Красная неоновая вывеска за ветвями, казалось, потускнела и дрогнула на ветру, изменила форму. Больше на ней не значилось «Руби Лу», на ней ничего не значилось. Ничего не имело значения. Ветер гулял в пустых промежутках между строениями. Хитзер отвернулась от Джорджа и подошла к ближайшей стене: она плакала. Ей инстинктивно хотелось спрятаться, забраться в угол и стать незаметной.

— Все в порядке, дорогая. Держись, все будет хорошо.

«Я схожу с ума, — подумала она, — не Джордж, а я схожу с ума».

— Все будет хорошо, — прошептал он еще раз.

Но она по голосу слышала, что он в это не верит. И в руках его это чувствовалось — не верит.

— Что с нами? — отчаянно воскликнула она.

— Не знаю, — ответил он как-то индифферентно.

Он прижал ее к себе, пытаясь успокоить. Но вот он поднял голову, будто прислушиваясь к чему-то. Она почувствовала, как сильно забилось сердце у него в груди.

— Хитзер, послушай, я должен вернуться.

— Куда? Что происходит?

Голос ее звучал тонко и высоко.

— К Хаберу. Я должен идти немедленно. Жди меня в ресторане, Хитзер, не ходи за мной.

Она пошла за ним. Не оглядываясь, он быстро спустился по лестнице, прошел под арками, мимо сухих фонтанов к остановке, фуникулеров.

Она, задыхаясь, подбежала, когда кабина тронулась. Хитзер вскочила в нее на ходу.

— Что с тобой, Джордж?

— Прости. Я должен быть там. Не мешай мне!