Левая рука тьмы (сборник)
Шрифт:
— Мы пересекли водораздел сегодня днем, — заметил Маток. — Отсюда ручей течет на запад и в конце концов впадает во Внутреннюю Реку.
Фальк выпрямился и посмотрел на запад, но невысокие холмы мешали обзору.
— Маток, — сказал он, — я думаю, мне нет смысла идти к Рансифелю. Я должен идти своим путем. Кажется, вдоль большого ручья, который мы пересекли сегодня днем, идет тропа, ведущая на запад. Я вернусь туда и пойду по этой тропе.
Маток поднял глаза. Он не владел мысленной речью, но взгляд его был достаточно красноречивым: ты думаешь вернуться домой?
Фальк же воспользовался
— Извини, — сказал Старший Брат.
Он был рад уходу Фалька и не пытался скрыть этого. Ничто для Матока не имело значения помимо безопасности Дома. Каждый незнакомец таил в себе угрозу, даже незнакомец, с которым он прожил бок о бок не один год, который был его товарищем на охоте, который стал возлюбленным его сестры…
Но все-таки он сказал:
— Тебя хорошо примут у Рансифеля, Фальк. Почему бы тебе не начать свое путешествие оттуда? Впрочем, дело твое.
— Видишь ли… — сказал нерешительно Фальк.
Маток уложил последний камень, и Фальк принялся разводить огонь в очаге.
— Если мы и пересекли тропу, то я не знаю, откуда и куда она ведет. Завтра утром мы пересечем настоящую людскую тропу — старую Дорогу Харенда. Ты, наверное, знаешь, Фальк, что Дом Харенда расположен далеко в западном направлении. Идти туда пешком не менее недели. Видимо, поэтому за последние шестьдесят-семьдесят лет туда никто не ходил. Но, может быть, была и другая причина. Во всяком случае, когда я проходил здесь прошлым летом, она была хорошо видна. Та же, о которой говоришь ты, может оказаться тропой оборотней и завести тебя в глушь или болото.
— Хорошо, — согласился Фальк. — Я пойду по Дороге Харенда.
Наступила пауза, а затем Маток сказал:
— Почему ты собираешься идти на запад?
— Потому что Эс Тох находится в западной стороне.
Это имя редко произносили жители Дома вслух, и оно прозвучало как-то странно под этим серым небом. Дурро, подошедший с охапкой дров, с тревогой осмотрелся вокруг. Маток больше ничего не спросил, только неодобрительно покачал головой.
Эта ночь на склоне холма у костра была последней для Фалька ночью с теми, кто был для него братьями, кто стал для него соплеменниками. На следующее утро они продолжали путь в западном направлении и задолго до полудня подошли к широкой заросшей тропе, ведущей налево от тропинки Рансифеля.
Ее начало было отмечено двумя огромными соснами. Там, под шатром ветвей, было сумрачно и тихо.
— Возвращайся к нам назад, Фальк, гостем или братом, — сказал молодой Дурро.
Его приподнятое настроение объяснялось предстоящим сватовством, но и он сник при виде этого темного, неясного пути, на который должен был вступить Фальк. Маток же только сказал:
— Дай мне свою фляжку.
Взамен он протянул свою собственную фляжку из серебра со старинной гравировкой.
Затем они разошлись. Двое пошли на север, один — на запад.
Пройдя немного, Фальк остановился и огляделся. Его попутчики уже исчезли из виду.
Тропа Рансифеля была уже не видна за молодой порослью деревьев и кустарников, которыми заросла Дорога Харенда. Похоже было, что этой дорогой все-таки пользовались,
Земля была покрыта ковром из листьев, падавших на нее добрую тысячу лет. Под огромными соснами и кедрами было темно и тихо, в воздухе кружились редкие снежинки.
Фальк немного ослабил ремни, на которых держалась его поклажа, и двинулся дальше.
К полудню ему уже казалось, что он ушел бесконечно далеко от Дома и что он всегда был так же одинок, как и сейчас.
Серые зимние дни были похожи один на другой. Поросшие лесом холмы и долины, затяжные подъемы и спуски, скрытые в кустах ручьи, болотистые низины… И хотя Дорога Харенда сильно заросла, идти по ней еще было можно. Люди, проложившие этот путь, заботились о том, чтобы он пролегал более ровными участками с плавными поворотами, огибающими болота и возвышенности.
Пересекая холмы, Фальк понял, что Дорога все время идет вдоль какого-то большого древнего пути, так как она была прорублена прямо в холмах и даже две тысячи лет не смогли сровнять ее. Но деревья росли уже и на ней, и вдоль нее — сосны и кедры, заросли шиповника на обочинах, бесконечные ряды дубов, буков, орешника, ясеней, ольхи, вязов, и над всеми ними возвышались величавые кроны каштанов, которые теперь роняли свои последние темно-желтые листья. По вечерам он готовил себе ужин из белки или кролика, иногда из дикой курицы, которых ему удавалось подстрелить. Он собирал орехи и жарил их на углях. Два кошмара неотступно преследовали его целый день и заставляли просыпаться в ночи. Ему казалось, что кто-то крадется за ним во тьме. Кого он раньше никогда не встречал. Второй кошмар был еще страшнее. Ему чудилось, что он забыл взять с собой что-то очень важное, существенное, без чего он обязательно должен был пропасть. Он просыпался от страха, стараясь не думать, что это вещий сон. Он знал наверняка: забытое им там, в Доме, «что-то» был он сам.
Когда не было дождя, он разводил костер и жался к нему поближе, сонный и слишком уставший от кошмаров, чтобы брать в руки книгу, которую он нес с собой, книгу под название «Старый Канон», и искать утешения в словах, которые провозглашали: когда все пути потеряны, настоящий Путь вперед открыт. Одиночество было для человека страшно. А он знал к тому же, что он даже не человек, а в лучшем случае что-то вроде существа, которое пытается обрести свое «я», бесцельно скитаясь по Земле под равнодушными звездами. Дни были одинаковы, как близнецы, но все же они были облегчением после длинных осенних ночей.
Он все еще продолжал вести счет дням и на тридцать первый день своего путешествия вышел туда, где заканчивалась Дорога Харенда. Некогда здесь была большая поляна. Он нашел дорогу через густой ежевичник и березовую аллею к четырем обвалившимся башням, которые возвышались над зарослями. Они были увиты диким виноградом, тогда как все остальное пространство вокруг было отвоевано зарослями чертополоха.
Подойдя ближе, он понял, что это за башни. Это были дымовые трубы рухнувшего Дома. От Дома Харенда теперь осталось только имя. Дорога вела к развалинам!