Левая рука тьмы (сборник)

Ле Гуин Урсула Кребер

Глава вторая

Зоув прожил на свете шестьдесят лет, Парт — двадцать, но в этот холодный полдень, заставший ее в поле, ей показалось, что она — старуха, потерявшая счет годам. Ее вовсе не утешала мысль об отдаленном триумфе прорыва к звездам или о торжестве правды. То, что у ее отца было пророческим даром, у нее было просто отсутствием иллюзий. Она знала, что Фальк собирается уйти из Дома. Единственное, что она поняла, было то, что он уже больше сюда не вернется.

— Я вернусь сюда, Парт. Верь мне, — с жаром восклицал Фальк, стараясь переубедить девушку.

Она с плачем обняла его,

заставила себя внимать его обещаниям. Он продолжал заверять ее в своей искренности, но в телепатическом общении он был не очень-то искусен. Единственным Слухачом в Доме была слепая Кретьян. Кроме нее, никто из обитателей Лесного замка не был способен на бессловесное общение. Способов обучения мысленной речи очень мало. Великое преимущество этого наиболее сжатого и совершенного способа общения стало представлять опасность для людей.

Речь между представителями различных разумов могла быть неправильно истолкована и вследствие этого привести к ошибкам и недоверию, однако ею нельзя было пренебречь. Между мыслью и сказанным словом существует зазор, куда может попасть намерение; символ может быть отброшен, и тогда появится ложь.

Между мыслью и мысленным посланием этого промежутка не существует! Они — одновременный акт, и места для лжи здесь нет!

В последние годы существования Лиги, судя по рассказам и обрывочным записям, с которыми познакомился Фальк, употребление мысленной речи было широко распространено, и телепатическое искусство достигло очень высокой ступени развития.

Это умение на Земле появилось довольно поздно: техника обучения была позаимствована у какой-то иной расы. Одна из книг называлась «Высшее искусство ранхов», и Фальк неоднократно думал о том, кто же такие были эти ранхи.

Имелись также намеки на трения и частые перемещения в правительстве Лиги Миров, возникшие, вероятно, вследствие торжества формы общения, которая предотвращала ложь.

Но все это было таким же туманным и полумифическим, как и вся история человечества, записанная в книгах Дома. Несомненно было только то, что после прихода Сингов и падения Лиги разобщенные общины людей не доверяли больше друг другу, так как возвратились к использованию обычной речи. Свободный человек может говорить свободно, но раб или беженец должен уметь скрывать истину. Вот это-то и узнал в доме Зоува Фальк. У него почти не было опыта в приведении своего разума в соответствие сказанным словам. Он старался внушить Парт, что не лжет:

— Верь мне, Парт, я еще вернусь к тебе!

Но она не могла услышать его.

— Нет, я не буду воспринимать твои мысли, — только и сказала она вслух.

— Значит, ты бережешь свои мысли от меня?

— Да, берегу. Зачем мне передавать тебе свою печаль? Какой толк в правде? Если бы ты солгал мне вчера, я еще поверила бы, что ты просто собираешься к Рансифелю и через десять дней вернешься назад. Значит, у меня еще было бы в запасе десять дней и десять ночей. Теперь же мне ничего не осталось, ни одного дня и ни одного часа. Все это утрачено для меня. Так что же хорошего в правде?

— Парт, ты будешь ждать меня?

— Нет.

— Всего один год…

— Через один год и один день ты вернешься верхом на серебряном коне, чтобы увезти меня в свое королевство и сделать меня его властительницей? Нет, я не буду ждать тебя, Фальк. Почему я обязана ждать человека, который будет лежать мертвый в Лесу или которого застрелят Странники в

прериях? А может быть, ты окончательно лишишься к тому времени разума в Городе Сингов или отправишься оттуда в столетнее путешествие к другой звезде? Почему я должна тебя ждать? Только не думай, что я выберу в спутники жизни другого мужчину. Нет, я останусь здесь, в отчем доме, выкрашу нитки в черный цвет и сотку для себя черную одежду. Я буду ее носить и умру в ней. Но я не стану никого и ничего ждать! Никогда!

— Я не имею права спрашивать тебя, — сказал он с болью в голосе, — ты меня любишь?

Она заплакала.

— О, Фальк, не надо, прошу тебя!

Они долго сидели на пологом склоне, возвышавшемся над Долиной. Между ними и Лесом паслись овцы и козы на огороженном пастбище. Годовалые ягнята сновали между длинношерстными метками.

Дул сырой ноябрьский ветер.

Руки их были соединены. Парт прикоснулась к золотому кольцу на его левой руке.

— Кольцо — это вещь, которую дарят, — сказала она. — Временами я думаю, что, возможно, у тебя была жена. Представь себе, что она тебя ждет…

Она задрожала.

— Ну и что? — спросил он. — Какое мне дело до того, что было со мной, кем я был? Почему мне нужно уходить отсюда? Все, чем я являюсь теперь, это твое, Парт, это дар, полученный от тебя…

— И он был сделан по доброй воле, — сквозь слезы сказала девушка. — Возьми его и иди…

Они обняли друг друга, и никто из них не хотел освободиться от этих объятий.

Дом остался далеко позади за подернутыми инеем стволами и переплетенными ветвями, лишенными листьев. Лесные великаны тесно смыкались позади едва заметной тропы, по которой пролегал их путь.

День был серый и холодный, тишину леса нарушал только шорох ветвей на ветру, который, казалось, был повсюду и никогда не смолкал. Впереди широкой легкой походкой шел Маток, за ним следовал Фальк, группу замыкал молодой Дурро. Все трое были одеты в легкие теплые куртки с капюшонами и штаны из грубой шерсти. Эта ткань была собственного производства, как, впрочем, и вся их одежда. Такая экипировка называлась жителями Леса зимней и так хорошо сохраняла тепло, что даже в снегопад шуба была не нужна. Каждый из них нес в заплечном мешке запас сухих концентратов, подарки, товары для торговли и спальный мешок. Запас пищи был рассчитан почти на целый месяц. Баки, которая с самого своего рождения никогда не покидала Дом, боялась Леса и поэтому снабдила их соответствующим снаряжением. У каждого был лазерный пистолет, а Фальк нес еще дополнительно пару фунтов еды, а также медикаменты, компас, второй пистолет, смену одежды, бухту веревки, небольшую книгу, которую дал ему Зоув два года назад, что составляло все его земное имущество. Легкий, не знающий усталости Маток обрубал мешавшие им ветки — тропой, очевидно, уже давно не пользовались. Все трое бесшумно ступали по устланной листьями тропе.

Они должны были добраться к Рансифелю на третий день. К вечеру второго дня местность заметно изменилась: Лес сделался реже, часто стали попадаться кочки. Вдоль склонов холма показались серые прогалины, по которым текли прячущиеся в кустах ручьи.

Они разбили лагерь на одной из таких прогалин, на южном склоне холма, укрывшись от усиливающегося ветра, несшего с собой дыхание зимы. Дурро принес несколько охапок сухого хвороста, а двое других путников очистили для костра место и сложили небольшой каменный очаг.