Левая рука тьмы (сборник)
Шрифт:
— Нет таких людей, которые могли бы сделать со мной то, что сделали Синги. Я чту жизнь, потому что она гораздо более сложная и неопределенная штука, чем смерть. Самым сложным и самым непостижимым свойством ее является разум. Синги придерживаются своего закона и позволяют нам жить, но зато они убили мой разум! Разве это не убийство? Они убили того человека, каким я был. Они убили того ребенка, которым я когда-то был. Какое же это благоговение перед жизнью? Как можно так играть человеческой личностью? Их закон — ложь, и их благоговение — притворство.
Ошеломленная
— Готово, Фальк, — раздался ее ласковый голос.
Он поднялся и встал рядом с ней возле костра.
— Друг мой, любовь моя, — сказал он.
Он взял ее за руку. Они сели рядом и разделили сначала приготовленное ею мясо, а немного позже — свой сон.
Чем дальше они шли на запад, тем суше становилась земля и тем прозрачнее был воздух. Несколько дней Эстрел вела их на юг, чтобы обойти местность, которая была — а может быть, уже и не была — территорией диких кочевников, Всадников.
Фальк доверял ее интуиции. Не имея ни малейшего желания повторить свой печальный опыт встречи с баснассками. На шестой день их путешествия к югу они пересекли холмистую местность и вышли на сухое возвышенное плато, ровное и безлесное, всегда продуваемое ветром.
Во время дождя овраги наполнялись стремительными потоками, но на следующий день снова высыхали. В летнюю пору это была полупустыня, и даже весной это было довольно унылое место.
На своем пути они дважды проходили мимо древних развалин, просто холмов и курганов, но все они были объединены пространственной геометрией улиц и площадей.
— В пористом грунте вокруг было полно черепков посуды, осколков цветного стекла и пластика. С тех пор, как здесь жили люди, прошло двадцать три тысячелетия. Эта обширная местность, пригодная сейчас только под пастбище для скота, больше уже никогда на осваивалась после расселения людей среди звезд, точная дата которого не была известна из-за тех отрывочных и фальсифицированных записей, которые еще сохранились.
— Трудно представить себе, — заметил Фальк, — что здесь когда-то играли дети, женщины развешивали выстиранное белье. Все это было так давно!
Они вышли к окраине второго из погребенных городов.
— Это было в другую эпоху, которая от нас гораздо дальше, чем планеты, вращающиеся вокруг далеких звезд.
— В Эпоху Городов?
Эстрел кивнула.
— В Эпоху Войн. Мне не доводилось слышать рассказы об этих местах ни от кого из моих соплеменников. Наверное, мы зашли слишком далеко на юг и направляемся к Южным Пустыням.
Они
Места на ее западном берегу были еще более засушливыми. Они наполнили свои фляги водой из реки, и поскольку вода была всегда у них в избытке, то Фальк почти не обратил на это внимания. Небо теперь было чистое, и солнце сияло весь день.
Впервые за сотни пройденных миль им не нужно было бороться с холодным ветром, и они могли спать в сухом и теплом месте. Весна быстро надвигалась на эту землю. Перед зарей ярко блестела утренняя звезда, и прямо у их ног распускались дикие цветы. Но после того, как они пересекли реку, им за целых три дня не повстречалось ни родника, ни ручьев.
На переправе Эстрел подхватила простуду. Она не жаловалась, но уже не могла идти так же быстро, как раньше. Лицо ее казалось изнуренным.
Затем у нее началась дизентерия. В тот день они рано сделали привал и разбили лагерь. Эстрел лежала у костра, и на ее глазах были слезы. Фальк неловко пытался ободрить ее, взяв ее руки в свои ладони. Ее лихорадило — руки и лицо пылали.
— Не прикасайся ко мне, — прошептала она. — Нет, нет. Я потеряла его… Что же мне теперь делать?
Только теперь он увидел, что цепочки и нефритового амулета на шее у нее не было.
— Я, должно быть, потеряла его, когда мы переходили реку, — сказала она.
Она старалась овладеть собой и позволила ему взять себя за руку.
— Почему ты не сказала мне об этом раньше?
— Разве это что-нибудь изменило бы?
Ему нечего было на это ответить.
Она немного успокоилась, но он все же чувствовал ее подавленное лихорадочное беспокойство. Ночью ей стало хуже, и к утру она совсем раскисла.
Она не могла есть, и хотя и мучилась от жажды, ее желудок не принимал крови кролика. Это было все, чем он мог ее напоить. Он уложил ее поудобнее, насколько это вообще было возможно, и, взяв пустые фляги, направился на поиски воды.
Вокруг на много миль простиралась бугристая местность, покрытая жесткой травой, испещренной полевыми цветами и жалкими кустарниками, вплоть до самой кромки горизонта, подернутой маревом. Солнце пекло нещадно в небесной вышине, степные жаворонки заливались.
Фальк шел быстрой ровной походкой, сначала уверенной, затем упрямой. Он зашел довольно далеко — сначала на север от их стоянки, затем на восток. Влага от прошедших на предыдущей неделе дождей ушла глубоко в почву, и нигде не было видно ни ручейка. Делая круг назад с востока, он с беспокойством искал стоянку. Повернув назад с пологого невысокого холма, в нескольких милях к западу он заметил неясное темное пятно, которое могло оказаться группой деревьев. Минутой позже он увидел дым от костра, и, несмотря на усталость, бегом бросился к нему.