Левая рука тьмы (сборник)
Шрифт:
— Здесь есть только мой запах, — Эстрел засмеялась.
Она всегда так шутила, если только это можно было назвать шуткой.
Фальк от удивления почти проснулся и с недоумением спросил:
— Что это с тобой? Куда девалась твоя печаль? Ты, верно, рада, что город уже совсем близко? Как бы я хотел побыстрее оказаться там.
— А почему бы мне не радоваться? Там я надеюсь отыскать свое племя. Мне сказали, что видели их там на днях. Если же мне это и не удастся, то Повелитель мне обязательно поможет. Да и ты сможешь найти то, что ищешь, и тебе будет возвращено твое наследие.
— Мое
— Тебя? Ни в коем случае! Ты не должен думать, что Синги влезли в твои мозги. Как-то раз, еще на равнине, ты сказал это, но тогда я не поняла тебя. Как ты можешь считать себя Выскобленным или рядовым человеком? Ты, который родился не на Земле!
Она редко говорила так убедительно.
То, что она сказала, утешало его, совпадало с его собственными надеждами, но это же и смущало его: она так долго до этого времени была молчаливой и казалась не от мира сего. Затем он увидел, что на ремешке, висящем у нее на шее, что-то блестит.
— Они дали мне амулет, — ответила она на его безмолвный вопрос.
Похоже, это и было источником ее оптимизма. Она с довольным видом глядела на подарок.
— У нас с тобой одна вера. Теперь я знаю — у нас все будет хорошо.
Он улыбнулся ее суеверности, но был рад видеть ее успокоенной. Когда он засыпал, он знал, что она не спит и лежит, глядя в темноту, полную мирных запахов и спокойного дыхания животных.
Когда перед зарей прокукарекал петух, он пробудился и сквозь не вполне отлетевший сон услышал, как она шепчет молитвы над своим амулетом на языке, которого он не знал.
Они избрали тропу, которая вилась к югу от грозных вершин, им оставалось пересечь один горный кряж. Через четыре дня они добрались до перевала.
Небо потемнело, и на голые скалы повалил снег. На перевале была хижина для путников, и они вместе со своими мулами переждали в ней, пока не перестал падать снег и они не смогли возобновить путь.
— Теперь идти будет легче, — заметил Эстрел.
Она повернулась к Фальку. Он улыбался, но, по мере того, как они шаг за шагом приближались к Эс Тоху, в нем росло чувство страха.
Тропа постепенно расширялась, и вскоре превратилась в дорогу. Стали попадаться хижины, фермы, дома. Люди встречались редко, потому что было холодно и дождливо.
На третье утро после того, как они прошли перевал, погода прояснилась, и через несколько часов езды Фальк остановил своего мула, вопросительно взглянув на Эстрел.
— Что такое? — поинтересовалась она.
— Мы у цели? Это Эс Тох, да?
Вокруг них местность была ровная, хотя со всех сторон горизонт закрывали удаленные горные вершины, и вместо пастбищ и пахотных земель, мимо которых они проезжали раньше, вокруг были дома, дома и снова дома! Повсюду были разбросаны хижины, бараки, лачуги и снова многоэтажки, постоялые дворы, лавки, где изготавливались и обменивались различные изделия.
Повсюду были дети, люди, которые шли пешком, во всех направлениях ехали верхом на лошадях или на мулах, проезжали на слайдерах. Людей было не мало, но и не так уж много. Были здесь и праздно слоняющиеся, и по горло занятые каким-либо делом лица. Были грязные и унылые, оживленные и нарядные под ярким
— До Эс Тоха еще миля, если не больше, — рассмеялась Эстрел.
— Тогда что же это такое? — недоуменно спросил Фальк.
Фальк взволнованно и испуганно озирался. Дорога, по которой он проделал такой длинный путь из Дома в Восточном Лесу, теперь превратилась в улицу и вскоре должна была окончиться. Люди удивленно смотрели на них и на их мулов, расположившихся посреди улицы, но никто не задерживался возле них и не заговаривал с ними. Женщины отворачивались.
Только оборванные дети указывали на них и смеялись, а потом убегали, скрываясь в грязных переулках или за каким-нибудь бараком.
Это было не то, что ожидал увидеть Фальк. Но как он мог ожидать чего бы то ни было, он, никогда не видевший в глаза ни одного города.
— Я не знал, что в мире столько людей, — наконец выговорил он. — Они роятся вокруг Сингов, как мухи на навозе.
— Это оттого, что личинки мух могут развиваться только в навозе! — сухо сказала Эстрел. Она протянула руку и похлопала его по плечу. — Это прихлебатели и отверженные, сброд, который не пускают через городские ворота. Еще немного и мы войдем в город, в истинный Город! Мы прошли долгий путь, чтобы увидеть его, и я думаю, что мы заслужили это!
Они продолжали ехать верхом и вскоре увидели возвышающиеся над убогими крышами домов стены зеленых башен без окон, ярко сверкающие на солнце.
Сердце Фалька учащенно забилось. И тут он заметил, что Эстрел заговорила с амулетом, который ей подарили в Бесдно.
— Мы не можем въехать в город верхом на мулах, — сказала она, отвечая на недоуменный взгляд Фалька. — Нам нужно оставить их здесь.
Они остановились у ветхой общественной конюшни, и Эстрел начала втолковывать что-то на западном диалекте подбежавшему прислужнику. Когда Фальк спросил ее, в чем заключается смысл их разговора, она ответила:
— Я просила взять этих животных в залог.
— Что значит — в залог?
— Если мы не оплатим их содержание, он заберет их себе. Ведь у нас нет сейчас денег, не так ли?
— Нет, — робко согласился Фальк.
У него не только никогда не было денег, он никогда раньше даже не видел их. Хотя на галактическом языке было слово, обозначающее деньги, в диалекте Леса аналогичного эквивалента не было.
Конюшня была последним зданием на краю пустыря, заваленного булыжниками и мусором, который отделял район лачуг от высокой и длинной стены из гранитных глыб.
Пешеходы могли попасть в Эс Тох только одним путем. Огромные конические колонны обозначали ворота. На левой колонне была вырезана надпись на Галакте:
«ПОЧТЕНИЕ ПЕРЕД ЖИЗНЬЮ».
Справа было длинное предложение, написанное буквами, которых Фальк никогда прежде не видел. Через ворота никто не проходил, и возле них не было стражи.
— Колонна Лжи и колонна Тайны, — громко сказала Эстрел.
Она прошла между ними, ведя за руку озиравшегося Фалька. Он изо всех сил старался не показать, какой благоговейный страх овладел его душой. Когда же он вошел в Эс Тох и увидел его, он долго стоял, не произнося ни слова, и даже Эстрел не могла сдвинуть его с места.