Левая рука тьмы (сборник)
Шрифт:
Чем больше было запретов в каком-нибудь обществе, тем больше было в нем конформистов. Люди, среди которых он оказался, шли узким, извилистым и ограниченным путем по широкому пространству прерии. И пока он находился среди них, он тоже должен был слепо следовать всем изгибам их пути. Еда племени баснассков состояла из свежего полусырого мяса, сырого лука и крови. Дикие погонщики дикого скота, люди этого племени, подобно волкам, отбраковывали слабых, ленивых и непригодных животных из своих огромных стад. Это было нескончаемое пиршество, жизнь без отдыха. Они охотились с помощью ручных лазеров и обороняли свою территорию от чужаков с помощью птиц-бомб, одна из которых и повредила слайдер Фалька. Это были узкие снаряды, запрограммированные на попадание в цель, принцип действия которых основывался на использовании ядерной энергии. Люди племени
Откуда они его добывали, Фальк пока еще не определил, хотя слышал случайное упоминание о ежегодных паломничествах, которые могли быть связаны с появлением у племени оружия.
Люди племени не знали земледелия и не держали домашних животных. Они были неграмотны и знакомы с историей человечества только по мифам и легендам о героях. Они уверяли Фалька, что он не мог выйти из Леса, так как в Лесу живут только огромные страшные змеи. Они исповедовали монотеистическую религию, среди обрядов которой были членовредительство, кастрация и человеческие жертвоприношения.
Только благодаря одному из суеверий их сложной религии они решили оставить Фалька в живых и принять его в племя.
Обычно таким пленникам вырезали желудок и печень, чтобы дать работу жрецам, а тело оставляли женщинам, чтобы они разрезали труп на куски, как им заблагорассудится. Но поскольку при нем был лазер, его статус должен был быть выше статуса раба. За неделю до его поимки в общине Мзурра умер старик. Поскольку в племени не оказалось безымянного младенца, которому можно было бы дать его имя, им нарекли пленника, который хоть и был слеп, изуродован и лишь временами приходил в сознание, все же был лучше, чем ничего. Они верили, что до тех пор, пока старый Хоррассали сохраняет свое имя, его призрак, носитель зла, как и все призраки, будет возвращаться к племени и беспокоить живущих. Поэтому имя было отобрано у призрака и передано Фальку, а заодно был произведен и обряд посвящения в охотники. Церемония эта включала в себя бичевание, вызывание рвоты, танцы, толкование снов, татуирование, двухголосное пение, совокупление всех мужчин по очереди с одной и той же женщиной, пиршество, и, наконец, длящиеся всю ночь заклинания, чтобы Бог хранил нового Хоррассали от всяческих бед. После этого его оставили на лошадиной шкуре в шатре из бычьих шкур в состоянии бреда, не оказывая никакой помощи — он должен был или умереть, или выздороветь. А дух прежнего Хоррассали в это время уходил в степь, гонимый ветром, безымянный и обессиленный. Женщина, ходившая за ним и перевязывавшая его раны после того, как он пришел в сознание, теперь старалась как можно реже попадаться ему на глаза. Он видел ее всего несколько раз и то мельком, приподняв в уединении шатра повязку, которую она ловко наложила на его глаза, как только его приволокли в племя. Если бы баснасски увидели его желтые глаза, они тут же отрезали бы у него язык, чтобы он не мог назвать своего имени, а затем сожгли бы его живьем. Она рассказала ему об этом, так же как и о многом другом, что полагалось знать, живя в племени. Зато о себе она почти ничего не рассказывала. По-видимому, она была в племени ненамного дольше, чем он. Он уловил только, что она заблудилась в прериях и решила, что лучше присоединиться к племени, чем умереть с голоду.
Баснасски с удовольствием принимают в племя рабынь, для мужчин племени, и поэтому ее милостиво оставили в живых. К тому же она оказалась искусной во врачевании, что выяснилось чуть позже.
У нее были рыжеватые волосы и нежный голос. Звали ее Эстрел. Больше ему ничего не было известно о ней. Сама же она ничего у него не спрашивала, даже его имени.
По зрелому размышлению, он понял, что отделался сравнительно легко. Топливо, на котором работал его слайдер, полученное при ядерном распаде одного из элементов, не имело тенденции ни гореть, ни взрываться. У аппарата были повреждены только органы управления, и самому Фальку досталось больше. Голова и грудь были сильно изранены, но Эстрел постаралась выходить его. К тому же у нее было еще и немного медикаментов. Заражения крови не последовало, и он стал быстро выздоравливать. Уже через несколько дней после его кровавого крещения, они начали планировать побег.
Но дни шли за днями, а возможности все не представлялось. Жизнь была жестко регламентирована у этих осторожных подозрительных людей. Все их поступки определялись
В таких условиях любая попытка добиться независимости или уединения, разумеется, сразу же вызывала подозрения. Фальку и Эстрел приходилось использовать любую возможность поговорить хоть минуту. Она не знала диалекта Леса, но они могли говорить на Галакте, который среди людей племени баснассков был в ходу лишь в виде ломаного жаргона.
— Теперь попытка возможна, если только начнется метель, — сказала она однажды. — Тогда снег скроет от преследователей и нас, и наши следы. Но как далеко мы сможем уйти? Правда, у тебя есть компас, но стужа…
У Фалька отобрали его зимнюю одежду, и все остальные вещи, включая золотое кольцо, которое он всегда носил на руке. Ему оставили только пистолет — это было неотъемлемой частью его охотничьего снаряжения и потому не подлежало конфискации. Но одежда, которая служила ему так верно, теперь прикрывала торчавшие ребра и кожу старого охотника Кассиокаши. Компас у Фалька остался только потому, что Эстрел выкрала его и спрятала еще до того, как они стали рыться у него в мешке. И он, и она были одеты в куртки и штаны из бычьих шкур, но этой одежды было недостаточно, чтобы выдержать метель в прериях, когда ветер сбивает с ног и обдает все тело ледяной крупой. Для этого нужны были стены, крыша над головой и очаг.
— Если бы мы смогли попасть на территорию самонтов, всего лишь в нескольких милях к западу отсюда, мы могли бы затаиться в одном Старом Месте, которое я знаю, и сидеть там, пока они не откажутся от попыток нас найти. Я уже подумывала об этом еще до твоего появления здесь. Но у меня не было компаса, и я наверняка бы заблудилась в пургу. Теперь же, имея компас и пистолет, можно было бы рискнуть…
— Если это единственная возможность, — заметил Фальк, — то мы обязаны воспользоваться ею.
Он уже не был таким наивным, каким был до пленения, не был преисполнен надежд и подвержен чужому влиянию. Теперь он стал более стойким и непоколебимым. Хотя он сильно страдал, находясь в заточении, он не питал к людям племени никакой злобы. Они заклеймили раз и навсегда его руку синим узором татуировки, которая должна была свидетельствовать о его родстве с ними, заклеймили его как варвара, но тем не менее как человека! В этом не было ничего дурного.
Но у них были свои дела, а у него — свои. Суровый характер, воспитанный в Лесном Доме, требовал освобождения, требовал продолжения путешествия, того, что Зоув называл «мужской работой». Эти же люди не двигались никуда и неизвестно откуда пришли, потому что обрубили свои корни в человеческом прошлом. И не только чрезвычайная рискованность его существования среди баснассков делала его нетерпеливым в стремлении выбраться отсюда. Главное — чувство затхлости, несвобода в передвижениях и поступках, что было нестерпимее, чем повязка, мешавшая ему смотреть на окружающий мир.
В этот вечер Эстрел пришла к нему в шатер, чтобы сказать, что пошел снег.
Они шепотом составляли план побега, когда у полога шатра внезапно раздался голос. Эстрел быстро перевела сказанное:
— Он говорит: «Слепой охотник, ты хочешь на сегодняшнюю ночь Рыжую?»
Она не добавила каких-либо разъяснений, но Фальк уже знал правила и этикет дележа женщин, принятые в племени, как назло в это время его ум был поглощен тем, о чем они говорили, и потому для ответа он воспользовался наиболее полезным словом из тощего словаря баснассков: «Мисч!», что означало «Нет!»
Мужской голос возле шатра произнес еще что-то повелительным голосом.
— Если снег будет продолжать идти, то, может быть, завтра ночью, — прошептала Эстрел на Галакте, — мы сможем осуществить задуманное.
Все еще размышляя о будущем побеге, Фальк ничего не сказал. Он только отметил про себя, что женщина поднялась и вышла, оставив его одного в шатре. И тут он понял, что Рыжей была именно она, и что другой мужчина хотел провести с нею ночь.
Он мог бы запросто сказать вместо слова «нет» слово «да»! Он оказался несостоятельным, не сумел избавить ее от этой постыдной обязанности. То, что эта обязанность была для нее постыдной, он знал очень хорошо. Кроме того, он только сейчас понял, что словом «нет» он унизил себя и как ее друг, и как мужчина.