Лейк-Фроумский Кошмар
Шрифт:
— Рад познакомиться с вами, — сказал он. — Привезти вам что-нибудь?
— Разве что немного свежего мяса, — сказал Бони, сощурив глаза в узкие щелки.
— Это мы вам привезем. И, конечно, почту.
— Если что-то есть.
— Совершенно справедливо. Ну, Каланча, а где твой список? Можешь мне показать?
— Сейчас, Джек.
Леввей внимательно читал список. Рядом с ним юная лубра, не стесняясь, кормила грудью малыша. Дети в кузове приумолкли и смотрели на незнакомых людей большими серьезными глазами. Молодой абориген сидел, потупив взор. На сапогах у него были шпоры,
Грузовик, похоже, не мыли с тех самых пор, как он покинул смотровой павильон торговца машинами. Кроме пассажиров, в кузове было несколько стальных столбов, моток колючей проволоки, клещи и натяжное устройство — стандартная оснастка любого фермера, которому (зачастую совершенно неожиданно) приходится чинить прорехи в ограничивающих его владения изгородях.
После громогласного прощания Леввей покатил дальше. Бони и Каланча вернулись к своим верблюдам. Они погрузили на вьючных животных канистры с водой, взяли полотенца и чистую одежду и, связав, как обычно, верблюдов между собой поводьями, пустились в путь. До сих пор Бони умышленно о Мэйдстоуне даже не упоминал.
— Хотел бы я знать, за что застрелили этого парня, — начал первым Каланча, мотнув головой в сторону дерева, возле которого был лагерь учителя. — По-моему, он встретил кого-то, кто не хотел быть увиденным или узнанным. Ведь Мэйдстоуна не ограбили. Просто застрелили. Слышал ты уже об этой истории?
— Да. В Брокен-Хилле только и разговоров, что об этом убийстве. И Ньютон мне тоже рассказывал. Тебя ведь тоже, наверное, полицейские допрашивали?
— Они еще были здесь, когда я притопал сюда. Вон там стояла их машина. Двое из уголовной полиции. Один был сержант. Хотели узнать, где я торчал, когда был убит этот парень.
— И что ты ответил?
— Сказал, что был на холме у десятимильного знака. Тогда сержант поинтересовался, какие у меня ружья. Я ответил, что у меня только одно — «винчестер». Он сразу оживился и спросил, стрелял ли я из него в последнее время. С чего бы это мне стрелять, скажи на милость? К тому же после убийства-то уже почти неделя прошла! Да я и вообще-то ни о чем таком даже и знать не знал, Эд. Как увидел полицейских под деревом у самых ворот — будто меня кто обухом по башке стукнул…
Все в основном совпадало с тем, что Бони читал в розыскных материалах. В день убийства Мэйдстоуна Каланчи у «Колодца 10» не было. Он ушел отсюда раньше.
— Конечно, я был здесь. Вон там, у колодца, я напоил своих зверей и пополнил запасы воды. Потом хорошо поработал и пошел дальше. А через два дня суждено было прийти сюда учителю. Чтобы быть убитым.
— И в тот раз Джек Леввей тебе тоже что-то привозил?
— Нет. В тот раз он мне сказал, чтоб я на него не рассчитывал. У него, дескать, какая-то срочная работа на озере. Ну а мне и не нужно ничего было, а когда я снова сюда пришел, Джек был там, в палатке у полицейских. В тот день он снова снабдил меня провиантом.
— Так кто же тебе все-таки рассказал об убийстве?
— Полицейские. После того, как засыпали меня прорвой вопросов. А когда Джек вернулся из Квинамби, то я узнал от него и еще кой-какие подробности.
— Гм-м,
— Эти полицейские только в городе годятся, Эд. Оштрафовать за превышение скорости или прихватить кого за то, что малость перепил, — это они пожалуйста. А здесь-то, в буше? Ничего им здесь не добиться! За день до их приезда слегка подул ветерок и замел все следы. Через этот ветер и у меня работенки было выше головы. У меня этой проклятой колючей травки не меньше, чем у тебя.
Меж тем Бони и Каланча пришли к озеру. Верблюды жадно пили, потом улеглись на песке, и обходчики наполнили водой канистры. Бони захотел искупаться, и Каланча с готовностью пообещал присмотреть за верблюдами. Бони разделся и вошел в воду. Пройдя метров пятнадцать, он остановился и присел. Вода доставала ему только до груди. Он основательно намылился и долго плескался, а когда вылез наконец на берег, то почувствовал, будто снова на свет народился. Искупался и Каланча.
Потом — по предложению Каланчи — пошли к колодцу выстирать одежду. Они подвесили белье к концу длинного шеста и подставили его под бьющую из трубы струю.
— Не больше полминуты на нижнее белье, Эд. Иначе разлезется прямо на теле.
Если в воде много солей, то достаточно полминуты, и нижняя рубашка становится белой, почти как новая. Джинсовые штаны стираются таким же образом, разве что держать их под струей надо на несколько секунд подольше.
С переброшенными через плечо мокрыми вещами напарники вернулись в лагерь и развесили их сушить на ветках мульговых деревьев.
— Стирка не проблема, если рядом колодец, — сказал Бони.
— Это единственное, с чем нет проблем в здешних местах, — отозвался Каланча. — Как насчет того, чтобы к обеду сварганить тушенку? У меня есть луковица и сушеные овощи. А у тебя вроде бы была картошка? Готовить, правда, придется солонину, свежее-то мясцо только вечером привезут. У меня на обед всегда три блюда: бульон, потом соленая говядина с сушеными овощами. Все это со свежей лепешечкой, конечно. А на десерт мармелад.
— Роскошное меню! — одобрил Бони. — И к тому же очень питательно. Да, картошки у меня много, а еще есть несколько банок томата. Заправим — цвет будет красивее. Ну, что ж, коли так — за работу. Ты женат?
— Да нет, какое там. Так, иногда, когда в городе быть случается… Да и там больше промышляешь, как бы чем приличным брюхо набить. Я больше в трактир хожу, а иной раз в кафе, знаешь — внизу на Арджент-стрит? Это я про Брокен-Хилл говорю. Только очень уж сейчас там стало чинно да благородно.
— Охотно верю, — сказал Бони.
Мужчины побросали в котелок все, что требовалось для тушенки, налили воды, сдобрили перцем и солью и повесили котел над огнем. То, что мясо варится вдвое дольше, чем овощи, их нимало не волновало.
— Что мне в Аделаиде, да и в Брокен-Хилле тоже, отравляет жизнь, так это придуманное каким-то идиотом распоряжение закрывать все кабаки в десять вечера, — продолжал Каланча. Парню, похоже, и невдомек было, что с момента последнего его посещения городская жизнь круто изменилась.