Лейк-Фроумский Кошмар
Шрифт:
Бони хорошо изучил привычки своих верблюдов. Они были покладисты, и в этой местности чувствовали себя как дома. Трудностей с ними практически не возникало, надо было только помнить, что самое позднее через четыре дня их необходимо поить. Иначе Рози становилась непослушной, а Старый Джордж начинал попрошайничать.
Всякий раз, когда после водопоя Бони приводил животных назад в лагерь, Старый Джордж останавливался и, застыв на месте, внимательно осматривался. Верблюд тащил две жестяных канистры, по двадцати литров каждая. Запаса воды должно было хватить на пять дней. Поэтому Бони взял за правило не расходовать на стряпню и мытье
Когда Старый Джордж впервые начал христарадничать, Бони чуть не лопнул со смеха. Инспектор налил в тазик для мытья три кружки воды. Стоило Старому Джорджу увидеть это, он тотчас же, несмотря на спутанные ноги, приковылял поближе и терпеливо ждал, пока Бони вымоется. Он умильно смотрел на тазик, и Бони протянул ему мыльную воду. Верблюд жадно высосал мутную жижицу, вскинул голову и снова принялся жевать. После этого он весь день вел себя превосходно.
Рози подобными напитками пренебрегала. На пятый день с ней не стало никакого сладу — ни заседлать, ни загрузить. Она так крепко прижималась к земле, что Бони не мог подсунуть под нее седельную подпругу. Не оставалось ничего другого, как брать лопату и отрывать под брюхом Рози ямку. А Рози жалобно стонала, пыталась глубже вдавиться в землю, и, если ничего не помогало, объявляла забастовку и не желала подниматься. На передней части железного седла, разделенного надвое горбом, она несла ящики с провиантом, а по обе стороны его — мотки проволоки. Старый Джордж тащил на тяжелом вьючном седле около пяти центнеров разного инструмента.
Австралия многим обязана верблюдам, завезенным на пятый континент сэром Томасом Элдером в 1866 году. Благодаря верблюдам появилась возможность пересекать обширные безводные области, которые на лошадях преодолеть можно было разве после сильных затяжных дождей. Уверяли, что во время одной экспедиции в глубь континента верблюды продержались без воды двадцать четыре дня. Позже этих животных во все большем количестве стали завозить в страну вместе с их афганскими погонщиками. С верблюдами погонщики обходились скверно, и неудивительно, что животные становились строптивы и злобны.
Отправляться в путь в одиночку с верблюдами было поэтому достаточно рискованно. Работающие у Изгороди люди хорошо знали милые привычки своих животных и старались обходиться с ними по возможности предупредительно, доказывая тем, что и верблюд может быть кротким, как овечка, если с ним хорошо обращаться.
Люди очень редко ездят на верблюдах-вожаках: животным трудно то и дело становиться на колени и снова вставать. Поэтому фэнсер топает вдоль Изгороди пешком, перекинув через плечо повод. Второй, вьючный верблюд, шагает вслед за вожаком на поводу, привязанному к седлу. А ритмичный звон колокольчика свидетельствует, что вьючный верблюд не оторвался.
Повседневный обязательный труд пришелся Бони очень кстати. Передвигаясь с верблюдами вдоль Изгороди и выполняя необходимые работы, он не испытывал недостатка времени для размышлений. Работы в это время года в общем-то не так уж много: он выкорчевывал из песчаного грунта пучки колючей травы, сгребал их в кучу и перекидывал через Изгородь на территорию Нового Южного Уэльса. Он быстро выучился перелезать через изгородь, не цепляясь штанами за колючую проволоку. Время летело быстро.
На четвертый день после расставания со смотрителем Бони добрался до северного края своего участка, близ решетчатых ворот у «Колодца 10». Не успел
Еще не дойдя до ворот, Каланча замахал обеими руками.
— Привет, Эд! — закричал он. — Как дела? Рад, что встретился с тобой!
Он пересек дорогу и уложил своих верблюдов на колени возле лагеря Бони.
— Черный Ньютон рассказал мне о тебе, — продолжал он на полной громкости, что было совершенно излишне. — Он сказал, что отправил Нуггета с семьей дальше к югу. А тебя он хотя бы предупредил, что ты получаешь самый дерьмовый участок на всей Изгороди?
— Так, слегка намекнул, — ответил Бони.
— В бурю здесь просто мерзостно. Знаю по собственному горькому опыту. Однажды мне пришлось погорбатиться здесь целое лето. Прелестный подарочек ты получил, ничего не скажешь!
Он снял груз, стреножил верблюдов и притащил ящик с провизией к костру. Бони как раз заварил свежий чай. Каланча говорил теперь тихо, зато очень быстро. Он просто захлебывался словами, что часто случается у людей, долго пробывших в одиночестве.
— Слышал ли ты прошлой ночью Кошмара? Там, у Лейк-Фроума. Перед самым рассветом он ревел и орал, словно проглотил горящее полено. У меня такое впечатление, что он всегда держится подальше от Изгороди, и это, по правде говоря, меня только радовало. Ты, должно быть, знаешь уже о Кошмаре?
— Будем надеяться, он останется там, где был, — ответил Бони, наливая чай в кружку Каланчи и протягивая ему коробку с сахаром. — Нет, я ничего не слышал.
— А как тебе здешняя работенка? — спросил Каланча.
— Пока все о'кэй.
— Сейчас лучшее время года. Я-то давно уже занимаюсь этой работой. Уже начал сам с собой болтать. Скверное это дело, когда, кроме как с верблюдами, и поговорить не с кем. Я вижу, тебе Старый Джордж достался. Забавная скотинка. Долго ты здесь намерен загорать?
— Хотел остаться до завтра, — ответил Бони. — Животных надо напоить и канистры водой наполнить. Да и белье постирать требуется.
— И мне тоже. Вот завтра с утра и займемся. Как только Леввей мимо проедет. Он собирался в Квинамби. Ты его уже видел?
Бони покачал головой.
— Курьезный тип этот Джек Леввей. С аборигенами живет как родной брат. Доставляет мне продукты и все остальное, что нужно. Завтра около восьми он здесь проедет. А потом мы с тобой пойдем к колодцу.
5
На следующее утро, чуть позже восьми, послышался шум мотора, и Бони с Каланчой пошли к воротам, чтобы открыть их приближающемуся грузовику. Рядом с водителем сидела молодая аборигенка, на руках у нее ревел малыш. В кузове сидели на корточках еще один абориген, двое маленьких детей и подросток. После общих приветствий Каланча представил проезжим Бони.
Телосложением Джек Леввей был очень схож с Нуггетом Ирли. Цвет кожи у него, белого, был почти такой же, как у Нуггета. Шея — короткая, живот — толстый; надеяться на долгую жизнь с такими пропорциями, пожалуй, не приходилось. В разговоре он глотал отдельные звуки, однако по интонации чувствовалось, что реакция у него быстрая. Это был явно неглупый человек. Его голубые глаза внимательно ощупали Бони.