Лейк-Фроумский Кошмар
Шрифт:
— Только где тянется канава. Там воды по горло. Во всяком случае, я слышал это однажды от Нуггета. Его дети промеряли.
— Берег очень плоский. И ветер вполне может нагнать воду дальше кромки. А вот и доказательство — сухие водоросли. Вон куда их нанесло!
— От вас, похоже, ничего не укроется, — вынужден был согласиться Ньютон. — Иной раз здесь бывает много уток и даже лебеди. Кормов в этом озере для них, конечно, не так уж много, но во время перелетов они охотно тут отдыхают.
Бони очень хотелось обследовать это искусственное озеро поближе, но надо подождать, пока он останется один.
— Мэйдстоун ведь тоже примерно на этом месте наполнял котелок? — спросил он.
— Да, видимо, где-то здесь. Дальше идти ему было ни к чему. Большая часть соли осаждается поблизости у трубы, а дальше вода всюду почти одинаковая, и ею вполне можно заваривать чай.
После обеда Ньютон упаковал вещи и зашагал вдоль «своей» Изгороди на север, а Бони взял грабли и вилы, прошел решетчатые ворота и работал несколько часов. Он отгребал в сторону листья и ветки, выдирал из земли пучки колючей травы и к концу рабочего дня расчистил вдоль Изгороди дорожку шириною немного меньше ярда. За час до захода солнца он возвратился в лагерь, надел путы на передние ноги верблюдов и пустил их пастись. Затем разжег костер и разогрел еду, а после ужина испек в золе лепешки и сварил солонину на завтра.
Вечер выдался чудесный. Мухи не очень досаждали, воздух был напоен терпкой свежестью. Глубокую тишину нарушил только колокольчик, висевший на шее Рози. «Каждый бы день такой благодатный, как этот, дожил бы я до ста лет. Только редко, к сожалению, выпадают такие деньки, да и этот в полночь окончится», — печально подумал Бони и покачал головой.
Однако и следующий день оказался не менее прекрасным. Бони продолжал свою работу в барханах. Во второй половине дня он повел верблюдов к озеру, на водопой. Ему вспомнились наставления Нуггета: не получи верблюды воду четыре дня, и Рози становится несносной, а Старый Джордж, несмотря на спутанные передние ноги, все равно уковыляет ночью к ближнему колодцу.
Бони прикинул, что, пожалуй, самое время обойти заодно и вокруг всего озера. Дойдя до артезианского колодца, он проследовал на сей раз восточным берегом ручья. С палкой в руке, с ружьем под мышкой бодро шагал он по влажному песку. Ничто не ускользало от его зорких глаз. Время от времени он ковырял палкой в водорослях, разметанных на берегу местами в добром ярде от воды. «Ветерок был что надо, ишь куда водичку заплескивал», — улыбался довольный ходом своих мыслей Бони.
Ньютон выяснил по своему дневнику, какая погода была девятого июня и в последующие дни. «Злейший враг Изгороди — ветер», — сказал тогда смотритель и добавил, что поэтому его прежде всего интересовала ветровая обстановка. Ветер — самая большая проблема, над которой бьются он и его люди. И в поисках Бони главную роль тоже играли ветер и дождь. Искать в этой безлюдной глуши отпечатки пальцев не имело ни малейшего смысла.
Бони тщательно переписал из дневника Ньютона все данные о ветровой обстановке. Они только укрепили его решение обойти вокруг озера.
В дневнике было записано следующее:
«9
10 июня — бриз с северо-востока.
11 июня — штиль.
12 июня — под вечер пришел сильный западный ветер.
13 июня — западный ветер, буря.
14 июня — штиль».
Напоив верблюдов и наполнив водой две железные канистры, которые Старый Джордж тащил на горбу, Бони вернулся к своим записям. В спорное время буря была лишь в один из дней, и ветер дул с запада. Он был достаточно сильным, чтобы нагнать к восточному берегу воду — она поднялась там на несколько дюймов. Солевые отложения и высохшие водоросли отчетливо указывали, что кое-где вода заплескивалась на берег почти на два ярда от нынешнего уреза. Бони продолжал свой путь, снова и снова ворочая палкой сухие водоросли. Однако, кроме водяных клопов и мушиных личинок, так ничего и не обнаружил.
На берегу отпечаталось бесчисленное множество следов приходящего на водопой рогатого скота. Распознавались и следы конских копыт. Однако все эти следы были не очень давние, возникшие, безусловно, позже бури, разыгравшейся тринадцатого июня. Бони не нашел никакой, даже самой малой малости, позволившей бы сделать заключение о пребывании здесь человека. Ни бутылки, ни пробки, ни пустой сигаретной пачки, ни даже окурка.
Он обогнул озеро и пошел было обратно к колодцу, уже по западному берегу. И тут его терпение, наконец, было вознаграждено: он нашел две лампы-вспышки! Он осмотрел их и, убедившись, что обе уже использованы, тщательно завернул их в носовой платок.
Эти лампы-вспышки были крайне важным свидетельством. Черные трекеры, которых привозил с собой управляющий Квинамби-Стейшн, объясняли, что, покинув усадьбу, Мэйдстоун в тот же день разбил здесь лагерь, а на следующее утро пошел с котелком к озеру за водой. Однако почему он пошел за водой с маленьким котелком?
Из обоих висевших рядом с мотоциклом бурдюков один был полон, а другой — пуст. Значит, отправляясь за водой, учитель скорее всего взял бы с собой этот пустой бурдюк, котелок же ему был нужен разве что для зачерпывания воды из озера.
Фотокамера учителя висела на ветке рядом с мотоциклом, и полиция установила, что пленки в ней не было. При осмотре вещей покойного нашли две экспонированных пленки. Среди прочих снимков Мэйдстоун сделал несколько видов центральной усадьбы Квинамби-Стейшн. Сфотографировал он и «Колодец 9».
Использованные лампы-вспышки со всей очевидностью свидетельствовали, что он ходил к озеру у «Колодца 10» и сделал там два ночных снимка. Однако следопыты-аборигены ни словом об этой ночной вылазке не упомянули. Но ведь должны же они были найти место, где учитель поджидал приходящих на водопой животных! Он сделал снимки, а что же дальше? Где пленка с этими снимками? Если предположить, что он возвратился с пленкой в лагерь, то либо должен был вынуть экспонированную пленку и положить ее вместе с другими, либо, если отснял ее не до конца, пленка должна была бы находиться в аппарате.