Лейтенант империи. Часть вторая
Шрифт:
Лира вздохнула, и я ощутил, что её тело расслабилось. Она всё поняла и приняла.
— Люблю тебя, — прошептала она.
— Люблю тебя, — мои губы коснулись её шейки.
Варенька дала нам час. Целый час, за который мы так и не смогли полностью показать друг другу, что скрывается за словами «Я люблю тебя». Потом доченька проснулась.
— Ты кушал, как пришёл? — Лира держала Варюшу на руках и расхаживала по комнате, пока маленькое чудо хватало её волосы в кулачки и дёргало ими, как возница вожжами.
—
Нет, тело устало. Мышцы ломило после тренировки у Мангуста, пробежки вечером и упражнений пять минут назад. Но разум, моё «я», чувствовали себя обновлённым.
Никаких сомнений не осталось. Я определился с тем, кто я такой, и ясно осознавал свои задачи. Это придавало сил. В голове и в Душе поселилась лёгкость.
— Пойдём вниз, — улыбнулась Лира и, поглядывая на шкаф с одеждой, протянула мне Вареньку. — Покормлю тебя.
Варюшка, оказавшись в моих руках, тут же угукнула и ухватила меня за нос.
В гостиной Родион наряжал ёлку. Живое деревце умостилось в большом горшке с землёй и уже принарядилось парой игрушек.
Лира упорхнула с дочкой на кухню, а я остановился рядом с коробком. Достал оттуда игрушки и стал помогать хозяину пансиона.
Стеклянные шары, шишки и сосульки хаотично занимали места на ветках ели. Блестели и переливались всевозможными цветами. Монотонное занятие добавило к моему настроению особое ощущение — ожидание чуда.
Покосился на Родиона. Его лицо выражало благодушие и торжественность. Больше всего он походил сейчас на счастливого ребёнка. Большого, с сединой в бороде ребёнка.
— Где все? — спросил я, вешая очередной шар на ветку.
— Кто все? — улыбнулся Соловьёв, вертя в руках игрушечный поезд.
— Помощники, — пояснил я, доставая необычные на вид игрушечные рельсы.
Снизу от шпал отходили пластиковые рёбра, которые крепились к маленькой окружности. Я соединил несколько и спросил:
— Странная штука, куда её?
— На ствол ёлки вешай, — усмехнулся Родион, — поезд будет между веток ездить.
Сказано — сделано. Кружной путь для поезда занял своё место на стволе деревца, и Родион поставил на рельсы игрушечные вагоны. Щёлкнула кнопка переключателя. Из трубы паровозика с шипением вырвался пар, и поезд, под весёлую песенку на фоне стука колёс, поехал по путям.
— Как думаешь, дождиком обойтись или пушистые гирлянды развесить? — спросил Родион, отходя назад и окидывая ёлку взглядом.
— Дождиком и огоньками, — улыбнулся я и вновь задал предыдущий вопрос: — а где дядя Саша? Я думал, он тебе помогать будет.
— Так он и помогает, — задумчиво протянул Родион, разглядывая золотой и серебряные дожди. — На улице украшает ель и дом.
Коварство Родиона удивляло. Я восхищённо мотнул головой. Не думал, что он настолько мстительный. Что ж — это их война. Хотя, какая война? Они же периодически отдыхают вместе. Да так, что мусорный бак не справляется и хрустит переработанным стеклом, а супруга Соловьёва недовольно
Заглянул на Кухню. Лира с Ириной Викторовной готовили ужин. Любимая заметила меня, сообщила, что кушать мы будем минут через двадцать, и я потопал на улицу. Растеряшев сказал, что надо согласовать с Ерастовым выход на аукцион. А когда он состоится-то? Меньшов же его перенёс из-за запрета выезда в город.
Кстати, аукцион подразумевает, что сюда приедут аристократы со Святогора. Может и отец с Дедом прибудут в гости?
На губы сама собой наползла ехидная улыбка. Предвкушаю, как я, наконец, доберусь до местной дворянской палаты, и…. Так, надо найти лейтенанта Фадеева.
Я не видел его после подставной дуэли, когда пробил его щит кулаком. И не видел бы дальше. Не нравится он мне. Но Меньшов приказал ему выяснить, кто распускает обо мне слухи. Так что к Ерастову у меня вопросов больше, чем только про аукцион.
Снег валил крупный, пушистый, похожий на перья. Не иначе кто-то в небе порвал подушку и встряхнул её.
За минувший час лужайка перед пансионом укрылась толстенным белым одеялом. Вдоль зря расчищенных дорожек высились сугробы. Ветви деревьев пригибались под весом ватных шапок.
Ветер улёгся, мороз немного ослабел, так что на улице стало приятней находиться. Ощущение, будто в сказку попал.
— Да куда ж ты лепишь зелёный, — донёсся до меня вскрик Ерастова, — ёлка и так зелёная. Белый давай.
— А снег тоже белый, — вторил ему Абаимов.
— Поговори мне ещё.
Они кружили вокруг огромной ели по центру лужайки. Падающие снежинки огибали их и дерево вдоль защитной сферы. Укладывались вокруг массивным округлым барьером.
Под ногами приятно захрустело. В берцы и за шиворот (я снова оделся не по погоде) набился снег. Я пробрался сквозь сугробы и вошёл под щит. Сразу же стало тепло и уютно.
Ерастов, в основном, стоял на месте и командовал. Абаимов же, телекинезом развешивал украшения.
— О, Ростислав, — приветственно махнул рукой дядя Саша, — как тебе?
— Красиво, — я оглядел ёлку, — но с красным лучше сочетается зелёный. Когда огоньки зажгутся, шары веселее блестят, чем белые.
— Да? — Ерастов скептически окинул дерево взглядом и воскликнул: — Абаимов, ты, куда белые шары лепишь?! Снег же белый. Давай, зелёные вешай.
Абаимов только покачал головой и, с выражением усталости на лице, стал выполнять команды.
— Давай быстрее, — поторопил его Ерастов, — нам ещё дом украшать. И не смотри на Ростислава, ему нельзя силой пользоваться.
— А Жичкин с командой чего не помогают? — поинтересовался я, беря руками со снега большой шар, и вешая его на нижнюю ветку.
Абаимов благодарно на меня взглянул, а Ерастов махнул рукой.
— Кто проштрафился, тот и наряжает.
— А кто мне приказал? — буркнул Абаимов тихо, но дядя Саша его услышал.
— Потому я сейчас здесь, с тобой, и руковожу наряжанием.