Лейтенант. Назад в СССР. Книга 8. Часть 1
Шрифт:
В дверь уже натурально ломились. Та гремела, но петли и засов пока держались.
Вдруг уже стало как-то подозрительно тихо… Виктор Викторович, будто что-то почувствовал, отскочил двери и как раз вовремя — стороны раздалась стрельба. Пули с жутким треском дырявили дверь, выбивая деревянные щепки и ошмётки. Запахло пыльной древесиной, пороховыми газами. Несколько секунд — сильный удар и входная дверь в грохотом распахнулась, ударившись о стену и отскочив от нее. Сломанный засов упал на пол. Внутрь ворвалось трое вооружённых, сильно заросших черной бородой душманов, за ними был ещё
Чекист среагировал верно — он сразу же бросил пистолет на стол, медленно и аккуратно снял с плеча автомат и опустил его на пол. Сопротивления оказывать не стал, а то еще пристрелят.
— Ты! — второй американец посмотрел на майора безумными глазами. Говорил он на ломанном русском языке с сильным акцентом. — Ты со смертью играешь! Что ты сделал, а?
Но Кикоть лишь усмехнулся, однако отвечать не стал — просто замер со слегка поднятыми вверх руками.
— Сэм? Что здесь было? — теперь американец посмотрел на связиста.
Тот что-то ответил, но Виктор не уловил смысл.
— Ах ты, сукин сын! — в следующее мгновение, в лицо майора прилетел приклад автомата. Удар был достаточно сильный — потерявший сознание чекист, полетел в сторону. Обрушив висевшую на стене книжную полку, майор рухнул на пол, славно мешок с цементом…
Когда я вновь открыл глаза, то сначала ничего не понял.
Было темно, с большим трудом угадывались грубые очертания стен, мебели, потолка из кривых жердей. Судя по всему, сравнительно не большое. Я лежал на спине, на чем-то твердом… Было неудобно. Под головой лежала свернутая в рулон тряпка. Мысли были вязкие, думалось с трудом. Самочувствие дрянь.
Вокруг — ни души! Это и хорошо и плохо, смотря как посмотреть.
Всё тело жутко болело, голова гудела. Сильно хотелось пить — пересохший язык во рту, ворочался с трудом, едва ли не прилипал к зубам. В горле саднило.
Я попробовал пошевелиться, но острый приступ боли очень ясно дал мне понять, что сейчас этого делать не стоит. Рано.
Где я?
Прислушался — полная тишина, лишь где-то свистел ветер. Звон в ушах прошёл, но со слухом всё равно было не очень хорошо. Отчего-то пахло кипяченой водой.
Я даже не мог сказать, если у меня хоть одно место, где не чувствовалась боль. Это нормально — было, уже проходили.
Последнее, что я помню, как весь израненный скатился с какого-то крутого холма, угодив в грязь. Если это была какая-нибудь горная речка, то почему я не слышал шума воды? Озеро, пруд, заводь? Да что угодно!
Северная часть Афгана очень похожа климатом и погодой на ту, что была в Туркменской ССР. Немного зелени, холмы, равнины. Были и реки, но я не помню их названий.
Черт возьми, да даже не это главный вопрос… Как я тут очутился? Ну не сам же, в бессознательном же состоянии я приполз непонятно куда?!
С большим трудом приподняв голову, я увидел, что в разных местах моего тела видны белые полоски бинтов, кое-где с пятнами крови. Ног я толком не увидел, пошевелить ими не смог. Но обуви на них как будто бы не было.
Очевидно, атаковавшие БТР-80 душманы меня не нашли — иначе сейчас бы, я был либо
Я снова попробовал пошевелиться и перевалиться на бок, но только зашипел от боли. Правая рука была изодрана, в районе лба жгло что-то непонятное. Правый глаз открывался с трудом, лишь наполовину. Меня сковала жуткая слабость, каждое движение буквально кричало — не двигайся, сейчас это лишнее. Но такой расклад меня не устраивал — если я чего-то не знаю, то не успокоюсь, пока не узнаю. Неведение — хуже ожидания.
Вдруг, где-то в стороне, не очень далеко что-то громко хлопнуло, затем звякнуло.
— Эй… — тихим, хриплым и надтреснутым голосом, просипел я. — Есть кто?
Но никто не отозвался. Я снова попробовал приподняться, однако опять ничего не получилось.
Тяжко опустив голову обратно на импровизированный валик, я устало прикрыл глаза и внезапно вырубился. Усталость и слабость взяли свое.
Когда я открыл глаза в следующий раз, то увидел, что уже рассвело. Вокруг по-прежнему не было ни души, царила тишина. Отчетливо различались всё те же каменные стены, грубо обмазанные глиной. Потолок действительно был из деревянных жердей, на который сверху была навалена сухая серая солома. Свет почти не пробивался, что даже странно. Обстановка — мрачная. На стене висела какая-то полка, на ней грубая глиняная посуда. Кувшин, какая-то коричневая тарелка, пара горшков. Повернув голову вправо, я увидел циновки. Грубый шкаф. Обложенный камнями очаг.
В строении было два небольших окна, из которых пробивался яркий солнечный свет. Пахло дымом, какой-то жженой травой.
Мое общее состояние по-прежнему было хреновое, но вроде бы стало немного полегче. Глаза уже не закрывались от усталости, хотя голова болела так, что хотелось просто лежать с закрытыми глазами. Внезапно я почувствовал, что на лбу лежит что-то мокрое, слегка прохладное. С большим трудом приподняв левую руку, я попытался стащить это со лба, но получилось только со второго раза. Это была марлевая повязка желтоватого цвета, видимо, сделанная из нескольких слоёв самого обычного бинта. Компресс?
— Эй, да кто здесь? — как можно громче попытался произнести я. — Эй?
Голос был слабый, хриплый — как будто бы чужой. На мгновение я подумал, что я снова умер и опять где-то переродился, но почти сразу понял, что это не так.
Я, абсолютно беспомощный, лежал на чём-то твёрдом и ничего не мог понять. Кое-как повернув голову влево, я увидел перед собой небольшую, сильно потёртую эмалированную кружку тёмно-зелёного цвета. Точно такая же была у меня в казарме, когда только попал в часть, неподалеку от границы с Афганистаном. Если попытаться описать мое состояние, то просто не хватит слов. Больших трудов мне стоило дотянуться здоровой рукой до кружки — внутри оказалось тёплая вода. Попытка утолить жажду, ни к чему хорошему не привела — половину воды разлил и лишь малая часть попала в рот. И все равно, это было, весьма кстати.