Личная ведьма для инквизитора
Шрифт:
Ну это уже слишком!
— Да за что ты их так ненавидишь?! — возмутился я. — Что тебе могли сделать фрау Аденауэр и её внучка, что ты устраиваешь такие представления!
— Это я, — вскинулась неожиданно моя мать, — я должна была стать её лучшей ученицей! Именно мне она обещала передать весь свой дар! Она видела, что её дочь ни на что не способна и была уверена, что все её дети родятся пустыми, как вот эта свора, которая гоняет сейчас по коридорам. Они же толком не способны колдовать! Она обещала мне, что всё будет в лучшем виде… Я приезжала к ней, оставляла своего маленького ребенка с отцом, жертвовала
— И это, — вскипела женщина, — ты смеешь говорить мне после того, как донесла на мою семью, и нас едва не сожгли на костре? Это после того, как ты сама толкнула меня в объятия инквизиции, ты смеешь рассказывать о том, что я тебя предала?! Да нам пришлось бежать — мне, моей дочери, моей внучке, — бежать, бросив всё, чтобы только остаться в живых! И после этого ты расскажешь, что мечтала получить дар? Что я не по заслугам лишила тебя права унаследовать его?!
Мы с Герой, под напором ссоры отступившие в сторону, удивленно переглянулись. Да и моя мать, кажется, была шокирована подобным обвинением.
Все прекрасно знали: если одна ведьма предает другую, то совсем скоро она тоже попадет в лапы инквизиторов. Те беспощадны. Они запоминают тех, кто рассказывает о своих сестрах и братьях по дару. И когда информационный канал иссякает и перестает быть полезным, приходят к ним…
По сути, стать самим инквизитором куда удобнее, чем идти по пути бесконечных жалоб. Сдал одного — вынужден будешь сдать и второго, пятого, десятого, а потом дойдешь и до собственных детей. Однажды по такому пути пошел маркграф фон Ройсс, и мы с Герой прекрасно знали, чем для него это закончилось.
— Что? — прошептала Лина. — Марго, так ты уехала, потому что за вами охотились инквизиторы?
— А ты думаешь, — бабушка Гертруды прищурила глаза, как будто пыталась определить, как именно ей будет удобнее уничтожить своего врага, — что мы бы покинули насиженное место только потому, что я дар тебе передать не хотела? Знаний пожадничала? Да моя внучка и так родилась одаренной, зачем ей нужны были мои подарки?!
Фрау Маргрет выглядела воистину грозная. Сейчас вокруг неё сгрудились все её внуки, и я наконец-то смог их сосчитать. Двенадцать! И это ещё без Гертруды.
Тринадцать детей, рожденных одной женщиной. И по большей мере от разных мужчин. Какой всё-таки кошмар…
Но я не сомневался в том, что Гера пошла не в мать — в бабушку. По крайней мере, когда Гертруду что-то не устраивало, выглядела она примерно так же. Куда-то исчезал облик ведьмы-бытовички, которая отлично умеет готовить да по щелчку пальцев может убраться в доме. Появилась сильная, могущественная боевая ведьма, которая могла взмахом руки не пироги напечь, а размазать своего врага по стене.
Дети, жавшиеся к своей бабушке, выглядели как-то совсем жалко. Я не чувствовал их магию; по большей мере они были практически пустые, способные на не слишком серьезное колдовство. А вот сама фрау
Да, мама не зря у неё училась. Эта женщина могла передать немало знаний.
Я понимал, что, возможно, следовало вмешаться, развести их по разным комнатам, встать между матерью и бабушкой своей невесты, но оставался стоять на месте. Как будто чувствовал, что, возможно, буду лишним в этой безмолвной беседе. Женщины как будто продолжали драться, вот так, взглядами. Они должны были выяснить ответы на все вопросы, определиться, что когда-то стало причиной трагедии.
Моя мать боялась инквизиции и ненавидела её. Я не верил в то, что она, тем более, из-за элементарной жадности, могла бы так просто кого-то предать. Тем более, новорожденного ребенка! Она сама была ведьмой, вышла замуж за колдуна, да и я пользовался чарами с самого рождения!
Нет, это была не мама…
— Я никогда, — прошептала Лина, — никогда бы не стала этого делать. Да когда я приехала, я увидела только пустой дом. Мне сказали, что ты уехала. Передала дар своей внучке, имя которой скрыла от всего мира, чтобы случайно на вас не вышли инквизиторы. Я пыталась вас найти, но только находила подтверждение того, что ты нарушила свой ведьминский долг и предала меня, свою ученицу! Инквизиция? Да ведь я желала своему сыну счастья, а не собиралась отдать его, когда у меня закончатся ведьмы, жизнь которых я смогу обменять на свою!
— Так значит, это сделала не ты…
Маргрет казалась шокированной.
Женщины смотрели друг на друга, как будто впервые видели.
— Конечно, не я! — подтвердила моя мать, мигом растеряв всю серьёзность, всю жестокость. От ненависти, плескавшейся в её взгляде, не осталось и следа.
— Но кто тогда? — прошептала Маргрет. — Ведь я никому никогда не рассказывала о своем даре. Клиенты никогда не видели меня, они приходили в другое место. Я умела хранить свой секрет!
Гера резко помрачнела.
— Мама…
— Твоя мать, конечно, спала и спит с кем попало, — недовольно ответила фрау Аденауэр, — но она не настолько дура, чтобы подвести саму себя к инквизиторскому костру!
— Нет, — покачала головой Гера. — Она не настолько глупа. Но ведь все её любовники знали о том, что она одарена! Вспомни, сколько раз мы переезжали из-за того, что она со скандалом ссорилась с очередным своим мужчиной…
Гертруда даже не боялась того, что это слушал бесконечный выводок её братьев и сестер. Впрочем, судя по тому, как они с пониманием смотрели то на сестру, то на бабушку, им было прекрасно известно, как дети появляются на свет и почему с их мамой не всё в порядке.
— Может быть, — подала голос Гера, — когда она была с маркграфом, что-то пошло не так? Кто-то узнал? Тут ведь были слуги… Я не знаю…
— Зато я знаю, — прервал её я.
К сожалению, маркграф фон Ройсс уже успел однажды разочаровать меня. Слишком сильно разочаровать, чтобы я теперь хоть с минимальным позитивом смотрел на его безвременно почившую личность.
— Я знаю, — нехотя произнес я ещё раз, — кто случайно ляпнул инквизиторам о вашей семье. Это был твой отец, Гера. Маркграф фон Ройсс.