Личное отношение
Шрифт:
Ну конечно!
Она, Валя, врет безбожно!
Кирилл Александрович Лавров, заведующий реанимационного и анестезиологического отделения, не мог не понравиться. И сердце у Вали забилось пойманной птицей, как пишут в романах, когда Кирилл Александрович вчера посмотрел на неё.
Пусть случайно, пусть на мгновение, но их взгляды встретились. И в удивительных синих глазах, плещущих иронией, Валя утонула. Погибла окончательно, когда он мельком насмешливо улыбнулся, а после рассмеялся.
— Он всем нравится, —
А Валя печально вздохнула, признавая её правоту.
Нравится.
И даже Мария Викторовна, получившая пенсионное удостоверение ещё, кажется, в прошлом столетии, при виде Кирилла Александровича украдкой подкрасила губы и взбила похожую на осиное гнездо прическу.
– И он не женат, — Ангелина протянула довольно, и прекрасные голубые глаза мечтательно заблестели. — Неженатый красавчик! Вот бы знаешь…
Она стремительно развернулась к испуганно дернувшейся и открывшей рот Вале, загорелась всем видом, взмахнула руками и заговорила, не давая вставить и слова, упоенно:
— Уехать из нашей дыры и устроиться сюда. Работать вместе с ним здесь. Что ты смотришь? Я бы была всегда рядом с Кириллом и во всем ему помогала бы! И он бы тогда влюбился и женился бы на мне!
— Думаешь? — Валечка от столь наполеоновских планов растерянно моргнула.
И мысленно признала, что в Ангелину влюбиться можно.
Даже жениться на ней можно.
Она ведь… красивая.
Смелая.
Раскованная.
И одевалась Ангелина всегда — как говорила одобрительно бабушка Валечки — с иголочки, укладывала белокурые волосы в сложные удивительные причёски, порхала с сияющей улыбкой по отделению.
Скромная же Валечка ей завидовала.
Мечтала втайне стать похожей на яркую Ангелину, по которой вздыхала вся мужская часть больницы, а на неё, Валечку, не смотрели.
Забывали вечно даже её имя.
— Знаю! — Ангелина расхохоталась звонко.
А Валечка вновь растерянно моргнула, и обрывок услышанного сегодня разговора двух медсестер, который поставил крест на её мечтаниях и заставил горько вздохнуть, снова зазвучал в её ушах, что вспыхнули огнём.
От стыда.
И сказать счастливой Ангелине она решалась почти минуту. Терзалась сомнениями, но врожденная честность победила, заставила робко сказать:
— Но он ведь женат, Ангелина.
— Кто женат? — Ангелина поняла не сразу.
И улыбка с красивого лица сползла медленно, мелькнуло в прекрасной голубизне глаз что-то странное, и появившаяся усмешка была недоверчивой:
— Ты что-то путаешь, — она отрезала нервно, вскочила со скамейки и рука, держащая бумажный стаканчик, задрожала. — Кирилл не женат!
Нет.
Не возможно.
Он ведь, он…
— Он не женат, — Ангелина повторила убежденно. — Он не женат, ты ошиблась. Слышишь?
— Д-да, — Валечка, испуганная подобной реакцией,
— Нет.
— И он по телефону сказал поцеловать от него детей, — Валечка зажмурилась, втянула голову в плечи, но договорила она решительно.
— Ты… ты врешь! — Ангелина яростно топнула ногой.
Сжала кулаки.
Вспороли тонкую кожу острые мелкие зубы, но прокушенную до крови губу она даже не заметила.
Ангелина смотрела.
Видела… себя и его.
Тогда.
Пять лет назад.
Когда она только пришла из медколледжа, а он, закончив учиться, приехал из областной столицы в их скучный и серый город. И то, что они вышли работать в один день, тоже было знаком.
Судьбой.
Любовью с первого взгляда.
Ангелина ведь сразу поняла, что Кирилл предназначен ей свыше, что в богом забытую больницу он послан только ради встречи с ней. И пусть он её, как и всех других, называл исключительно по имени-отчеству, но…
Он бы понял.
Заметил бы её со временем.
Ангелина ведь старалась.
Она бралась за любую работу, не боялась, даже когда было противно или страшно, оставалась ради него сверхурочно. Она научилась предугадывать его слова и мысли. Она сделалась самой полезной и нужной.
Незаменимой.
Только ради него. Только ради того, чтобы он увидел и оценил. Только чтобы осознал наконец, что любит.
Её, Ангелину, любит, а не Наденьку.
Впрочем, Наденька — дура! — бросила его сама, швырнула в Кирилла кольцо, когда поверила сумасшедшей мамаше и местным газетам, а не Кириллу, и для Ангелины этот день стал самым счастливым в жизни.
Она кружилась и смеялась.
Знала, что теперь точно всё изменится. Они будут вместе, теперь-то точно. И утром она собиралась дольше обычного, впервые чуть ли не опоздала. Вытерпела кое-как утреннюю линейку и даже, удивив всех, не сразу заметила, что к ней обращаются.
Отвлекают от самого важного решения во всей её жизни, от предвкушения, как она зайдет в ординаторскую, подгадав, когда Кирилл там будет один, и признается.
Скажет ему.
И он всё сразу поймет…
— Ангелина… — Валечка осторожно тронула её за плечо.
— Он не может быть женат, — Ангелина, возвращаясь в весенний двор больницы, пробормотала ожесточенно, — Кирилл мне сказал…
Сказал.
Пусть и не понял.
Тогда, три года назад, Кирилл выслушал её признание молча и, отставив кружку кофе — только варенный, без сахара, — встал, подошёл к Ангелине и мрачно сказал, что не может ответить взаимностью.
Она — прекрасная девушка.
Но ему сейчас не до любви.
Да-да-да.
Она поняла, пусть и не сразу, но она поняла.