Личные мотивы
Шрифт:
Они сдались и покорно пошли осматривать сад.
Баклажаны действительно оказались очень вкусными, и от Фридманов Настя и Леша возвращались, еле передвигаясь от сытости.
– Давай пройдемся по набережной, растрясем еду, – предложил Алексей.
Настя согласилась. До набережной было минут двадцать ходу, но она шла с удовольствием, чувствуя, как постепенно спадает с нее сытая вялость. Едва они сделали несколько шагов вдоль парапета над пляжем, как наткнулись на паренька с обезьяной Гераклом. Паренек тут же стал предлагать им сфоткаться.
– Да мы уже вчера снимались, – с улыбкой сказала
Парень посмотрел на нее более внимательно и вдруг широко и радостно улыбнулся.
– Ой, вы же моя любимая клиентка! Я вас два года ждал!
Значит, невелики у него заработки, если столько, сколько Настя ему вчера заплатила, он за один раз уже два года не зарабатывал. Обезьянка вдруг прыгнула к Насте на грудь, обняла ее тоненькими лапками за шею и крепко прижалась. Настя от умиления чуть не расплакалась и неожиданно заметила, какой усталый, измученный вид у парня и какие грустные у него глаза. Видно, нелегкий это труд – целыми днями мотаться в поисках клиентов по набережной с обезьяной в руках. Пареньку было лет семнадцать-восемнадцать, худенький, низкорослый, он выглядел как будто недокормленным и в целом чем-то очень походил на обезьянку с гордым мощным именем Геракл.
– Это твоя обезьянка? – спросила она.
– Моя, – кивнул парень.
– А зимой как же?
– Живет со мной дома, – он снова улыбнулся.
– А попугай чей?
– В аренду взяли. Сезон закончится – вернем. А хотите, я вас еще бесплатно сфоткаю?
– Да нет, – отказалась Настя, – спасибо, больше не надо.
– Ну хотите – поснимайте Геракла, я денег не возьму, вы своей камерой снимайте, я его подержу. Хотите? Нет, правда, вы моя самая любимая клиентка.
– Спасибо, не нужно. Ну счастливо, удачи тебе.
Настя погрустнела, ей было отчаянно жалко и пацана, и Геракла.
– Ну конечно, – проворчал Чистяков, – ты у него самая любимая, кто бы сомневался! Он не соврал, он такую лохушку, как ты, два года не встречал.
– Леш, ему зверей надо содержать и кормить, и самому питаться, и вообще как-то жить. Он же целый день толчется на этой набережной, людей ловит, в глаза им заглядывает, предлагает сфотографироваться, и на руках все время обезьяненок, который тоже не сидит спокойно. Представляешь, как он устал? И как ему все это обрыдло? Да пусть он на наши деньги хоть поест досыта, животное накормит и какие-то долги раздаст. Нет, Леш, мне этих денег совсем не жалко, наоборот, я рада, что все так вышло. Зато сколько радости мы ему доставили, представляешь?
Алексей обнял ее за плечи и вздохнул:
– Асенька, ты становишься сентиментальной. Это к старости, не иначе.
– Не смей говорить мне о старости! – рассердилась Настя.
– А чего ты так боишься? – удивился он. – Старость – это естественная вещь, никому не удалось ее миновать, кроме тех, кто умер молодым. И нечего ее бояться, я тебе это уж сколько лет объясняю, а ты все сердишься.
Она молча прижалась к плечу мужа. Как хорошо, что он рядом, и вообще хорошо, что он есть в ее жизни.
Глава 7
На следующий день после первой встречи со Славомиром Ильичом Валентина Евтеева еле-еле дождалась послеобеденного времени – именно после обеда она накануне гуляла по лесу по ту сторону трассы. Почему-то
Она долго обдумывала, что надеть на прогулку, чтобы не оказалось слишком нарочито нарядно и в то же время чтобы подать себя в наиболее выгодном виде. Рылась в вещах, прикладывала их к себе, отбрасывала с досадой на кровать и наконец остановилась на темно-серых узких брюках и бирюзовой, подчеркивающей цвет глаз, свободной блузке навыпуск. Погода стояла жаркая, совсем летняя, и Валентине очень хотелось надеть белые джинсы, которые она любила больше всего, но ведь в белых джинсах не больно-то посидишь на стволе с осыпающейся корой, а если не сесть рядом, то и доверительного разговора не получится. Да и в блузке с длинными рукавами, наверное, будет жарковато, но цвет глаз в данном случае куда важнее.
Ровно в три часа, как и вчера, она вышла из дома Нины Сергеевны и отправилась по дороге к шоссе, пересекла трассу и углубилась в лес. Это было где-то здесь, да, верно, вот стоящие рядышком две высоченных сосны, а в нескольких метрах от них начинается тропинка, по которой накануне к Валентине вышел Славомир Ильич. Она стала прохаживаться по тропинке взад и вперед в нетерпеливом ожидании, стараясь на всякий случай идти так, словно просто бесцельно бродит и ни на что не рассчитывает. Не хватало еще, чтобы он сразу догадался, что она его тут поджидает! Ничего подобного, она гуляет, вот и все.
Время шло, а Славомир не появлялся. Валентина на всякий случай дошла до поваленного дерева, дорогу к которому она хорошо запомнила, но и там его не было. Она гуляла уже полтора часа… два… два с половиной, а ученый так и не пришел. «Наверное, заработался, – с грустью подумала Валентина. – Надо возвращаться, не до ночи же мне тут бродить. Если бы он хотел меня встретить, то уже пришел бы». Но она тем не менее пробыла в лесу еще минут сорок, прежде чем отправилась домой. Ничего, не последний день на свете живем, не пришел сегодня – придет завтра. Обязательно придет.
Назавтра она снова пришла в лес и опять никого не встретила. То есть не то чтобы совсем никого, несколько раз навстречу ей попадались прогуливающиеся жители поселка, но Славомира Ильича среди них не оказалось. Разочарование Валентины было глубоким и горьким. «Он общался со мной, потому что увидел красивую бабу и решил скоротать время, а как личность я ему неинтересна. Он, наверное, уже забыл про меня. А про то, что мы еще встретимся, сказал просто так, из вежливости, – твердила она себе, возвращаясь к домику Нины Сергеевны. – А может быть, у него действительно роман с учительницей арабского, как ее… кажется, Ольга, и три дня назад они поссорились, и он обратил внимание на меня, а потом они помирились, и Славомир и думать про меня забыл. Как жалко, боже мой, как жалко! Он так мне понравился. Он такой… необыкновенный, ни на кого не похожий. Я таких никогда в жизни не встречала, даже в кино никого похожего не видела».