Личный пилот Гитлера. Воспоминания обергруппенфюрера СС. 1939-1945
Шрифт:
Я часто рассказывал Гитлеру о своем увлечении, которое доставляло мне столько радости. Спортивная рыбалка не вызывала у фюрера особого восторга, но все же он полагал, что этим заниматься лучше, чем охотой. Он не испытывал никакой симпатии к охотникам, отправлявшимся пострелять по воскресеньям. Он считал охоту полезным занятием только в том случае, если она помогала выжить населению в экстремальных ситуациях. Все другие виды охоты фюрер отвергал.
Гитлер понимает чувства браконьеров
Гитлер также признавал такую охоту, которая становилась смертельным поединком между человеком и
Он не старался извести браконьеров в многочисленных охотничьих угодьях рейха. Как-никак браконьер рискует провести несколько лет в заключении, если его поймают. Во время войны Гитлер приказал освободить из лагерей всех браконьеров и зачислить их в команду Дирлевангера. Браконьеров все равно стало меньше, а Дирлевангер сколотил хорошо известный, испытанный в боях отряд, выросший затем в целую дивизию.
Помню, как Гитлер, обсуждая эту проблему с шефом гестапо Мюллером, сказал: «Посмотрим, кто сражается лучше, воскресные охотники или браконьеры!» «Старый добрый Мюллер» начинал паниковать, когда Гитлер выражал свое мнение относительно охоты. Неизбежно каждую осень в киноальманахи включались репортажи из крупнейших охотничих угодий с участием конечно же и Германа Геринга, главного лесничего страны. И Гитлер всегда называл это отвратительной бойней! Он закрывал глаза и не смотрел на экран до тех пор, пока кто-нибудь не говорил ему, что кадры со сценами охоты прошли.
Любил ли Гитлер животных?
При ответе на этот вопрос определенный интерес может представлять случай, произошедший в 1933 году. Утром 20 апреля в мой номер зашел гаулейтер Хофер из Инсбрука и попросил помочь ему доставить подарок Гитлеру ко дню рождения. Я спросил, что он собирается ему подарить такого необычного. Хофер сказал: «Мы поймали прекрасного горного орла. В Тироле осталось всего лишь несколько подобных особей!»
Он не понял моего возмущенного восклицания «О, несчастный!». Я объяснил ему, что среди скал Хохен-Гёля, горы напротив Оберзальцберга, пара великолепных горных орлов свила себе гнездо. Они часами кружили над Оберзальцбергом. Гитлеру нравилось смотреть на этих птиц, и он с восхищением наблюдал за их спокойным и величественным полетом. Но вот настал день, когда орлы исчезли. Старый охотник подстрелил одну из этих птиц, сделал из нее чучело и отправил в качестве подарка в Оберзальцберг. Гитлер сказал охотнику, что, как он надеется, это последний орел, которого тот подстрелил в своей жизни.
Вспоминая этот случай, я имел в виду, что Хофер вряд ли дождется благодарностей за то, что поймал орла. Но, невзирая на мои советы, Хофер хотел преподнести его Гитлеру. Я доставил гаулейтера вместе с птицей в рейхсканцелярию. Это был самый красивый орел из всех, что я когда-либо видел, – величественный, с красивым оперением, большими глазами и сильным клювом. Он стоял в большой железной клетке. Гитлер выразил свое восхищение орлом, сказав: «Хофер, хорошо, что он все еще жив. Такие создания должны жить в дикой природе, а не в рейхсканцелярии. Баур, полетишь вместе с Хофером обратно в Инсбрук. Орла нужно выпустить там же, где его и поймали». Однако Хофер указал на то, что у птицы была повреждена лапа, когда ее ловили. Тогда вызвали директора Берлинского зоопарка, и тот посоветовал не выпускать орла на волю: скорее всего, со сломанным когтем он не сможет добывать себе пищу. И орла передали в Берлинский зоопарк в качестве подарка от Гитлера.
Антонеску
В конце зимы 1941/42 года я получил приказ принять на борт своего самолета Антонеску и доставить его в Оберзальцберг. Гитлер в это время находился в Бергхофе. Когда я вылетел из Бухареста, ртутный столбик застыл на отметке минус 20 градусов. Я заранее прогрел двигатель, и по отопительной системе циркулировала теплая вода. После успешного десятиминутного испытательного полета мне показалось, что все функционирует нормально. Подъехал Антонеску в сопровождении своего штаба и жены, которая всегда провожала его до аэропорта.
Погодные условия не благоприятствовали полету. Карпатские горы полностью заволокло туманом. Через полчаса после вылета я обнаружил, что отопительная система перестала работать. На высоте, на которой мы летели, стоял мороз 28 градусов. Как позже выяснилось, замерзла одна из труб, что привело к разрыву шланга. Естественно, температура начала быстро падать, и в кабине нашего «Кондора» стало 10 ниже нуля, затем 15 и даже 12. Миниатюрный Антонеску очень сильно замерз. К счастью, у нас на борту оказалось двенадцать одеял. Члены моего экипажа укутали его с ног до головы, наружу торчал только нос.
Из-за мороза заледенели иллюминаторы, так что через них ничего нельзя было разглядеть. Кабина превратилась в ледяную пещеру. Я поднялся выше 4 тысяч метров, чтобы пробить облачный слой и спокойно пролететь над Карпатами. Через три с половиной часа мы приземлились в Берхтесгадене. Антонеску сказал, что полет был не таким приятным, как в прошлый раз, поскольку он не мог смотреть сквозь иллюминаторы и к тому же было ужасно холодно. Я объяснил ему, что случилось, и пообещал все исправить к обратному полету. По прибытии в Бухарест Антонеску пригласил меня на обед и наградил орденом Румынской Короны – и это, несмотря на такой не слишком комфортабельный полет!
Каждый раз, когда мы летали в Бухарест, Антонеску имел при себе корзинку или ящик с презентами для экипажа, которые мы с благодарностью принимали. Обычно это были продукты, табак и спиртное.
Мнение Гитлера относительно его венгерских союзников
В Виннице до нас дошло известие, что сын Хорти, который был боевым летчиком на Восточном фронте, погиб в авиационной катастрофе. В тот же день Риббентроп сообщил, что его вдова служит медсестрой в полевом госпитале в Бердичеве. Риббентроп проехал 70 километров до этого госпиталя, выразил свои личные соболезнования вдове и пригласил ее посетить Гитлера.
После полудня госпожа Хорти появилась в ставке, одетая в форму венгерской медсестры. Гитлер предложил ей свой самолет, чтобы она смогла попасть в Будапешт на похороны. Госпожа Хорти приняла это предложение, и мне было предписано вылететь в столицу Венгрии на следующее утро. Ее сопровождал венгерский посол Хевель, которого уполномочили возложить венок на могилу от имени Гитлера.
В Будапеште в течение трех дней мы с эипажем прожили в отеле «Геллерт» в качестве гостей венгерского правительства. Вплоть до этого времени Будапешт не испытывал напрямую тягот войны. Жизнь там была относительно спокойной. Командование венгерских военно-воздушных сил устроило нам обед в ресторане на острове Маргарет. Там было немного людей в военной форме, большинство – в гражданском. Выбор блюд и напитков – такой же, как и в мирное время. О карточках на продукты питания, к которым уже давно привыкли в Германии, здесь даже не слышали.