Лицо порока
Шрифт:
— Никогда не приходилось слышать, что ад, если уж душа туда попала, это не навсегда, — поспешил вставить я.
— Но, тем не менее, это так, — сдержанно улыбнулся Устин.
Он, вероятно, прекрасно понимал, что всю эту свалившуюся на меня информацию, мне так быстро не переварить. И перевел разговор на другое:
— Ты бы, Ванятка, подкрепился маленько. А то, вижу, едок ты неважный. Грибочками вон посмакуй. Отменные грибочки!
Я послушно принялся за грибы. Они и вправду оказались изумительными.
— Не нужно было мне сразу так много тебе рассказывать, — Устин явно жалел о своем красноречии. — У тебя от обилия информации
Наевшись маринованных грибов, я с удовольствием закурил, глубоко затянулся. Старик тоже сосредоточенно сосал трубку, дым голубой пеленой застилал стены светелки. Где-то нервно тикали ходики, а у окна, вытянувшись на рогожке, мирно дремала кошка.
— Вы сказали, что об аде знаете все, — напомнил я деду его слова. Мне хотелось поговорить о потустороннем еще. Меня всегда интересовала эта тема.
Он негромко захихикал, будто вспомнил что-то смешное, и подтвердил:
— Да, все знаю! Это совершенно другой мир, но во многом очень похожий на наш. — Я тебе о нем кое-что расскажу. Только не сегодня. Пока хватит! Пожалей свою голову.
От Устина я уходил под впечатлением от услышанного. Мне все время не давала покоя одна мысль: если он действительно все знает об этом Тартаре, то, может, ему не только расписали его словами, а и дали возможность увидеть воочию? Но потом я даже удивился, как такая мысль могла возникнуть в моем мозгу, настолько она показалась мне нелепой и смешной. Побывать в аду? Какая чушь! Такое возможно только в сказках да в литературных бреднях мистиков-фантастов.
Оттепель совсем распустила слюни. Тонкое, изодранное одеяло снега истлело, и земля, взойдя чахоточным потом, жадно пила липкий сироп солнца. Городские деревья, растревоженные внезапным теплом, растерянно опустили ветви и заплакали. Напыщенные воробьи, как матерые холуи-приспособленцы, во всю чирикали во славу революции в природе и орлами взирали на ее страдания. Посиневшее небо, купая лицо в грязных блюдцах луж, дышало густым перегаром слякоти. Но это не был конец зимы. Это была агония осени. Молодой декабрь собирался с силами, чтобы подняться во весь рост и заявить о своих правах.
Я страшно не люблю во время оттепели выходить в город. Он наводит на меня тоску и уныние. Но не прогуливать же из-за этого работу! В половине десятого, дальше тянуть было некуда, я вызвал такси к подъезду и отправился в редакцию.
Дел предстояло немного: просмотреть материалы второй страницы, которую вчера слепили без моего участия, и выбрать из поступившей информации то, что необходимо выставить на первую.
Со всем этим я управился за два часа. И сел писать в следующий номер газеты очерк о работе спасателей подразделения «Кобра». Повествование уже близилось к завершению, но тут позвонил Василий Потоцкий — мой старый приятель, бывший комсомольский работник, а ныне владелец крупной фирмы, занимающейся переработкой сельхозсырья. После обычных приветственных фраз, он поинтересовался, есть ли у меня время и желание развлечься у него на даче.
Там я бывал не раз. Дачей, в привычном украинцу понимании этого слова, огромный особняк Василия назвать было никак нельзя. Скорее, дворцом праздного времяпрепровождения и разврата. В нем, кроме жилых помещений, имелись сауна, бассейн, банкетный зал, комнаты
— Отдохнем маленько, — гундосил Потоцкий в трубку. — Будет тихая компания. Попаримся в баньке, поплаваем. Заодно и о делах потолкуем.
Недолюбливал я Васькиных компаний, но согласился. Меня поджимал финансовый вопрос, а там, за рюмкой водки, можно было получить выгодные заказы.
Часа через полтора, дав команду отправлять сверстанные компьютерщиками полосы газеты в типографию, я перезвонил домой, наврал о срочной командировке и рванул в пригород.
Такси быстро домчало меня по нужному адресу.
Улица с вальяжными домами запорожских богачей казалась сытой и хмельной. Умытые, сверкающие, излучающие самодовольство окна похотливо улыбались прохожим, как порочные отроки проституткам. Сползающее за горизонт солнце цеплялось красными волосами за зеркала спутниковых антенн. Подрастающие чинары, покрытые испариной, трепетали под умелыми ласками неостывшего к вечеру ветерка и томно мурлыкали. Высоко над головой, развалившись на пушистых подушках облаков, дремали благополучные небеса.
Я отворил знакомую калитку и ступил на мраморные плиты двора, под сень краснобокого барина-дома.
В сопровождении здоровенного обормота с повадками сторожевого пса я прошел через длинную прихожую, холл и очутился в большом ярко освещенном зале с бассейном посредине.
Обормот исчез. А я, прислонившись плечом к колонне, закурил и окинул взглядом картину «отдыха» честной компании. У края бассейна был разостлан большой, видимо, персидский ковер, на нем вздымались горы подушек и стояли четыре низеньких столика, заваленных закусками и бутылками. На ковре, опираясь о подушки, возлежало семь нагих тел: трое мужских, волосатых и разжиревших, и четверо женских, юных и свежих. Я сразу обратил внимание на одну девушку с пепельными волосами до плеч. Она лежала навзничь и лениво откусывала кусочки от банана. Ее лицо было видно плохо, но все остальное просматривалось, как на ладони. К тому же девица лежала ногами ко входу в зал и они были широко раскинуты. Полные, белые, словно мраморные, бедра, запавший упругий живот, холмики немного недоразвитой груди… Созерцание всего этого неожиданно вызвало во мне животную похоть.
Публика находилась уже в изрядном подпитии, и я понял, что несколько опоздал. Компания мирно беседовала, смеялась, курила, пила и жевала.
Я оторвал плечо от колонны, приблизился и громко гаркнул:
— Милиция! Никому не двигаться!
Но ожидаемого эффекта это не произвело. Никто и бровью не повел.
— Где тебя носит, дружище? — вместо приветствия прогундосил Василий, поглаживая распухшее, как у беременной бабы, брюхо. — Мы уж и попарились, и поплавали, и выпили слегка. А тебя, понимаешь, все нет. Девочки заждались!
— В отличие от вас, господа буржуи, у меня нет курочки рябой, которая носит мне золотые яйца. Мне нужно самому деньги зарабатывать, — назидательным тоном ответил я на упрек Потоцкого. — Вот и задержался.
Мужиков, собравшихся здесь, я всех прекрасно знал. Они, как и Василий, были бизнесменами. Я обошел их и каждому пожал руку. А девушек видел впервые. Поэтому ограничился улыбками и легкими полупоклонами.
Та, которую я сразу выделил из остальных, приподнялась и села, обхватив колени изящными руками. На меня посмотрела с нескрываемым любопытством и легкой иронией. Я снял куртку и, бросив ее на ковер, опустился рядом с девушкой.