Лицо порока
Шрифт:
— А где же обитатели горизонта? — поинтересовался я, вдыхая пьянящий аромат жасмина.
— Все заняты делом! — небрежно бросил Амвросий. — В это время здесь можно увидеть только редких прохожих.
— Куда мы сейчас идем? — я достал из кармана пачку сигарет. — Курить будешь?
— Неплохой у тебя табачок! — демон взял одну. Сначала, жмурясь от удовольствия, понюхал, а уж потом сунул себе в зубы. — Мне такой нравится… Хочешь увидеть великого старца Прохора?
— Старца Прохора? — переспросил я, удивившись благоговейному тону
— Он мудрейший из мудрых и один из самых старых здешних обитателей, — оживленно заговорил демон. Разговор о Прохоре, видимо, доставлял ему удовольствие. — Если ты ему понравишься, он тебе расскажет много интересного.
— Тогда давай пойдем к нему, — согласился я. — Только скажи, чем этот Прохор занимается?
— Раньше он был министром разведки. А сейчас — на покое. Стар и дряхл уже.
— У вас что, есть такое министерство? — мне показалось, что Амвросий просто оговорился.
— Конечно, есть! — хмыкнул он. — Как же без него? Мы многое планируем, многое предполагаем, но предположения нуждаются в подкреплении информацией… Помнишь, как я тебя назвал, когда только увидел?
— Помню, — вздохнул я. — Ты назвал меня созидателем разрушений.
— Именно так! — захрипел, смеясь, демон. — Это я предположил. А мне проницательности не занимать. Но вот что ты конкретно разрушаешь, я не знаю. Нет информации.
— Ничего я не разрушаю! — огрызнулся я. — Разве что свою жизнь.
Амвросий пропустил мои слова мимо ушей.
— Идем! — скомандовал он и споро зашагал по дорожке в конец парка.
Там, опираясь на стройные колонны, стоял белый дворец. К его стенам мы и подошли.
Дворец был окружен живой изгородью, по его углам располагались мраморные беседки с красными круглыми куполами, причудливо увитые зеленью. К одной из беседок прямо из парка вела узенькая дорожка, выложенная из голубого камня.
— В это время старец обычно отдыхает на улице, — информировал меня демон. — И отдыхает вон в той беседке, он почему-то отдает предпочтение именно ей.
И точно, в одном из мраморных строений, к которому привела нас голубая дорожка, на скамейке, покрытой ковром, сидел тощий, совершенно седой старик. Он клевал носом, смиренно сложив волосатые руки на груди. У его ног на корточках сидела смуглая девушка в красном атласном халате. Возле нее стояла корзинка, прикрытая белоснежной салфеткой. Увидев нас, смуглянка вскочила и застыла в полупоклоне.
— Как себя чувствует сегодня старец, Сапфира? — спросил Амвросий, переступая порог беседки.
— Все больше спит, — тихо ответила девушка, не поднимая глаз. Пышные, светло-каштановые кудри обрамляли ее по-детски чистое и наивно-добродушное личико с аккуратным, слегка вздернутым носиком.
Старец пробудился. Он пошамкал тонкими губами, вздохнул, закряхтел, поднял голову и открыл глаза.
— Ага, Амвросий пожаловал! — воскликнул он на удивление звонким, напевным голосом. — И человек с ним. Вижу, вижу, человек бывалый. Не впервые
— Не впервые, — подтвердил я.
— Садитесь, гости! — Прохор медленно расправил худые плечи и пошевелил ногами.
На нем была клетчатая рубашка и серые брюки в полоску, на ногах — кожаные тапочки. Ни дать, ни взять — обычный пенсионер, дедок из сельской глубинки. И лицом — морщинистым, обветренным — он вполне походил на крестьянина.
— Как кликать тебя, мил человек? — поинтересовался Прохор, будто пацаненок помахивая ногами, которые не доставали до каменных плит пола.
— Иваном, дедушка!
— На старика пришел посмотреть? — он хитро прищурил глаз и осклабил кривые пеньки зубов.
— Это я предложил зайти, — вмешался демон.
— Правильно предложил! — похвалил старец. — Я люблю гостей. Сижу тут целыми днями, скучаю…
Он что-то приказал девушке жестом, и она, поклонившись, выскочила из беседки.
— Ну что, Иван, — снова обратился ко мне Прохор. — Коль пришел, спрашивай, что тебя интересует. Что знаю, что увижу — все скажу.
— Боюсь о себе спрашивать, — вздохнул я. — И вообще в будущее заглядывать. Вдруг что-нибудь очень плохое ждет — как потом жить? Только и стану ждать беды да печалиться.
— И то верно! — согласился Прохор. — Каждому предначертана судьба еще до рождения. Поэтому так и получается: один у богатых и знатных родителей появился на свет, другой — у бедных и сирых, один — гонитель, другой — гонимый от рождения. Ну а вообще-то, Иван, многое в своей судьбе человек может изменить. Единственное, чего не изменишь — дату смерти.
— Никак?
— Никак! — покачал головой старец. — Она уже давно записана в книге мертвых. А коль человек считается мертвым — ему не жить.
Появилась Сапфира с графином и тремя стаканами. Поставила их прямо на плиты пола, затем сняла с корзинки салфетку, покрыла скамейку и переставила туда графин и емкости для питья. Присев на корточки, достала с корзинки яблоки, груши, сливы, абрикосы и персики. Управившись, поднялась, поклонилась, отошла в угол и опустилась на пол, подобрав под себя ноги.
— Давайте выпьем виноградного вина, оно бодрит, — предложил Прохор, указывая рукой на угощение.
Амвросий наполнил стаканы ярко-розовой жидкостью. В воздухе повеяло сладким хмельным ароматом.
— Ну что, будешь о чем-нибудь спрашивать? — обратился ко мне с улыбкой Прохор. — Вижу, хочется тебе да боишься!
— О чем же мне тебя спросить, почтенный старец? — промолвил я в раздумье. Мне действительно очень хотелось услышать от него хоть что-то интересное.
— А чего хочешь, того и спрашивай! — кивнул он и начал медленно цедить вино.
Сапфира не сводила со старика озабоченных глаз.
— Скажи, почтенный Прохор, какой самый большой грех? — подумав, спросил я.
Он допил вино, причмокнул удовлетворенно языком и, взглянув на меня своими выцветшими глазенками, сказал: