Лицо порока
Шрифт:
— Я отношусь к вам совершенно одинаково. И люблю вас обеих одинаково! — впрочем, что касается второй фразы, то тут я не покривил душой: я действительно любил Ольгу не меньше Насти.
Она перестала жевать, задумалась.
— А кроме меня и хозяйки этой квартиры, у тебя есть еще кто-то? — продолжила Ольга допрос через полминуты.
Мне не хотелось лгать опять, но наносить Ольге еще один удар было бы с моей стороны бесчеловечно.
— Больше никого. Мне и с вами двумя трудно приходится…
Не знаю, удовлетворил ли ее мой ответ, но она больше
— Какая из себя Настя? — в ее голосе звучали плохо скрытые нотки ревности.
Я повел Ольгу в гостиную и указал пальцем на книжный шкаф. Там, за стеклом стояли две фотографии — одна моя, другая — Настина. Ольга немедленно открыла дверцу и извлекла снимок.
— Красивая! — с долей зависти констатировала она, придирчиво рассматривая изображение подтянутой, грустно улыбающейся молодой женщины с длинными, покрывающими плечи волосами. Потом перевела взгляд на меня: — Настя намного красивее, чем я?
Невольно улыбнувшись, я отобрал у нее фотографию и вернул на место. Закрыл дверцу шкафа и, повернувшись к Ольге, положил ей руки на плечи. Она смотрела вопросительно.
— Ты красивее Насти, — сказал я без пафоса. И это было правдой.
— Красивее? Я? — не поверила Ольга.
— Да, ты красивее!
Ольга обняла меня за шею, прижалась и шепотом спросила:
— А кто у тебя появился первым: я или она?
— Это имеет значение?
— Имеет!
— Настю я встретил значительно раньше, чем тебя.
Ольга издала короткий смешок и с довольным видом прочирикала:
— Тогда все в порядке! Я не ревную. Это Настя должна ревновать. Получается ведь, что ты изменяешь ей со мной. А не наоборот.
Я шутливо шлепнул ее по заднице.
— Вот еще развела философию!
— Кстати, Ванечка, а Настя знает обо мне? — поинтересовалась Ольга, все еще прижимаясь ко мне. — Ты ей говорил?
— Пока нет, — признался я, поглаживая ее стройную спину.
— Но скажешь?
— Может быть. Не знаю…
— Она обидится?
— Наверняка. Не все же такие понятливые, как ты, — вздохнул я и, легонько отстранив Ольгу, предложил: — Может, все-таки перекусим? Лично мне хочется.
Мы вернулись в кухню и снова уселись за стол. Я налил себе водки. Ольга пить отказалась.
— Какого роста моя соперница? — ее все еще занимали мысли о Насте.
— Она ниже тебя на голову, — обронил я, с удовольствием поднимая рюмку.
— То есть на пол головы ниже тебя?
— Ну да, а может, и немножко на больше, — поправил я, отправляя в рот кусочек ветчины.
— Интересно было бы ее увидеть…
— Лучше вам не встречаться! — засмеялся я.
Насытившись, мы занялись тем, за чем, собственно, и пришли. То отдаваясь со всей кротостью, то неистово экспериментируя, то целиком захватывая инициативу, Ольга превзошла саму себя. Она будто понимала, что это в последний раз. Я во всем шел ей навстречу, не жалея сил.
Буйство в постели продолжалось часа два. Я опомнился лишь тогда, когда город покрылся
— Пойду, выпью рюмочку! — шепнул я Ольге, слезая с кровати. — Тебе чего-нибудь принести?
— Не-а! — Ольга блаженно потягивалась.
Выпив и перекурив, я возвратился в спальню. Ольга, широко раскинув руки и ноги, спала. Я не стал ее будить, решив, что на полчасика сна она имеет полное право. Олег появится дома не раньше начала восьмого.
Я опять поплелся на кухню. Заварил себе крепкий кофе и налил рюмку коньяку из бутылки, которую купил для Ольги. Не спеша попивая то одно, то другое, курил и старался не думать о своих женщинах. Последнее время они, вовсе того не желая, крепко усложнили мне жизнь. За каждую приходится волноваться, переживать. Даже Ларису, которая для меня уже потеряна, и Ольгу, которую вот-вот потеряю, я не могу просто так вычеркнуть из своей жизни. С ними навсегда останется частичка моей души. Я буду их помнить всегда. Как помню тех женщин, которые были до них…
Помнят ли они меня?
Я не хочу, чтобы помнили. Былое — это лишний груз, сдавливающий душу и мешающий свободно расправлять крылья. Пусть у моих бывших женщин будут ничем не отягощенные души, чтобы свободно парить в облаках благоденствия.
За окном пьяно качалась мгла. Дома щерили желтые клыки окон. Вглядываясь в них, я не заметил, когда погрузился в сон.
Меня разбудил какой-то шум. Тряхнув головой, я вышел в прихожую. У порога стояла большая дорожная сумка и валялся до отказа набитый одеждой пакет. Откуда?!
В мозгу молнией сверкнула догадка. В одну секунду мое голое тело до костей пробрал мороз. Я стрелой полетел в спальню. На пороге в распахнутом полушубке стояла бледная Настя. В спальне горел свет. На кровати, опершись на локоть, лежала Ольга и широко распахнутыми глазами изумленно смотрела на Настю. Ошеломленный, почти убитый увиденным, я даже не заметил, когда она пронеслась мимо меня. Я пришел в себя только тогда, когда в прихожей раздался громкий стук двери. Я хотел броситься вслед за Настей, но, сделав шаг, остановился — куда, я же совершенно нагой! Сердце замерло, ноги стали ватными. Беспомощно застонав, пошатываясь, я устремился к окну на кухне и приник лицом к стеклу. Через пару секунд из подъезда выскочила Настя и, ударившись грудью о ночь, побежала вдоль дома. Я упал, как куль, на табурет и закрыл глаза руками.
Ольга — подавленная и растерянная — вошла в кухню, села на пол у моих ног и молча поклала голову мне на колени.
Елена Алексеевна одновременно разговаривала со мной, что-то писала, склонившись над столом, и энергично растирала висок.
— Уже второй день, не переставая, болит голова! — пожаловалась она, на мгновенье прикрыв ладонью очки. — Наверное, уже возраст дает о себе знать.
— Вы просто переутомились, — выразил я предположение, с сочувствием поглядывая на несколько одутловатое лицо врача.