Лигатура
Шрифт:
Работала я на заводе Коммунар в ремонтно-восстановительном цехе. Когда ребенку нашему исполнилось шесть месяцев, дедушку послали в Киев на курсы. После возвращения его избрали председателем завкома.
Будучи секретарем комсомольской организации, он в двадцать шестом году вступил в партию.
В двадцать девятом году для усиления службы УГБ НКВД в так наз. высшую (центральную) школу НКВД начали посылать лучших членов партии. Попал туда и дедушка.
С тех пор кончилась наша нормальная жизнь. Кончился и НЭП, очень плохо стало с питанием,
После окончания школы ГПУ дедушку направили в райотдел города Ржищева, рядом с Киевом.
Я же в тридцатом году поступила в машиностроительный институт города Запорожье. Нашла квартиру в частном доме. Квартира была очень сырая, со стен текла вода. Там я и жила с ребенком. Когда я уходила на занятия, ребенка оставляла у родителей. Сама я питалась в студенческой столовой, где нас кормили перловой крупой, так называемой шрапнелью.
Занималась я с большим удовольствием, но не всегда на экзаменах я получала хорошие отметки, так как очень часто сын болел, я всю ночь сидела над ним, а утром шла сдавать экзамен и, конечно же, получала низкий бал.
Меня это не огорчало, так как предметы я изучала глубоко и знала причины такой оценки.
В тридцать четвертом году дедушку перевели в горотдел ГПУ в Запорожье и нам дали квартиру в доме, где раньше была прачечная. Из трех комнат две были настолько сырые, что день и ночь у этих стен были установлены электропечи для сушки стен. Дедушка работал в горотделе, я училась, дома иногда оставалась девушка с ребенком.
В октябре тридцать четвертого года я защитила диплом с оценкой «Отлично». Так как у меня был ребенок, я получила свободный диплом.
Когда я училась, а ребенок был еще мал, я, уходя на занятия, очень часто оставляла его в комнате общежития у ребят.
Они смотрели за ним, кто из них был свободен, а я в это время слушала лекции.
В тридцать первом году я проходила практику на заводе Коммунар, в тридцать втором в Запорожье Каменском на заводе Дзержинского на доменной печи.
В конце тридцать четвертого года начали создавать политотделы при совхозах, был создан политотдел при совхозе «Вербовое», который находился на расстоянии сорок-пятьдесят км от Запорожья.
Дедушку перевели зам. начальника политотдела по УГБ НКВД, где он проработал до тридцать шестого года.
После окончания института он нас забрал в совхоз. В совхозе нам отвели Финский домик. Так как магазинов там не было, надо было обзаводиться своим хозяйством. Я развела кур, уток, гусей, посадила огород и в тридцать пятом году мы купили старую выбракованную корову Быстру, но она давала много молока.
Переехали мы в марте тридцать пятого года, и к зиме у нас было все свое, начиная от птицы и овощей.
Я работала зав. спецчастью при Политотделе, т.е. ведала военным столом. Ставки не было, я бесплатно выполняла эту работу.
В сентябре тридцать пятого года родилась твоя мать.
На заводе я активно работала в комсомольской организации, принимала участие во всех мероприятиях, проводимых комсомолом.
Осенью тридцать шестого года дедушка
Больного его привезли в Запорожье и только благодаря своему богатырскому здоровью он выжил. Его снова перевели в городской отдел ГПУ НКВД в г. Запорожье.
Когда он выздоровел, я оформилась на работу в завод им. Баранова мастером в стержневое отделение. Это было восемнадцатое октября тысяча девятьсот тридцать шестого года.
Пошла я мастером вместо мастера Потужской, которую освободили от работы в связи с тем, что во время ее смены в сушильной печи сгорел человек.
А дело было так.
Сушильная печь, где сушат стержни, представляет собой камеру, которая герметически закрывается железными дверьми.
Внизу стен в камере есть ряд отверстий, куда поступает горячий газ от печи. Температура в камере достигает трехсот пятидесяти градусов.
В эту камеру вкатываются этажерки, на которые ставят стержни. Когда камеру заполняют этажерками, ее закрывают и затапливают печь. Горячий газ попадает через отверстия внизу стен и через двадцать четыре часа стержни высыхают.
Дверь открывают, этажерки выкатывают и стержни готовы к работке.
Пьяный слесарь забрался в камеру и там заснул. Никто его не заметил и он сгорел. Это, конечно, было ЧП и там я начала свою работу инженером.
Работа меня заинтересовала, очень много я экспериментировала, тем более, что рядом со мной работали практики, умельцы литейного дела. Эти люди очень хорошо относились ко мне и, что не дала мне теория, я имела возможность постигнуть на практике.
Особенно мне подсказывали в работе два старых литейных мастера. Это были Григорий Ефимович Ивченко и Семен Мефодьевич Притченко. Также мне много подсказал в работе мастер стержневого отдела Григорий Иванович Коськов.
Так как детали отливались в земляные формы, и пошёл большой брак по сору, мы много работали над этим вопросом, а также по решению ряда других.
Это была очень хорошая школа для меня. Работали мы в старом тесном здании, металл плавили в печах «Каллман». Цилиндр, железный кожух, выложенный внутри по стенам огнеупорным кирпичом, вращался на оси. В него вставлялся чугунный ковш, снизу подводилась нефть, которая через форсунку попадала в печь, ее зажигали и таким образом плавили металл.
Цех был сильно загазован, вентиляции не было, и первое время я очень страдала от головной боли. Придя с работы, я валилась с ног, не в состоянии что-либо сделать. Мне до того было плохо, что я постригла косы, так как они мне мешали.
Много экспериментов проводилось с металлом. Металл, т.е. алюминиевый сплав, имеет свойство в жидком виде поглощать газы, что в отливке создает пустоты в раковинах, ослабляя качество детали. Один из способов удаления газов из сплава это хлорирование. В ковш с жидким сплавом опускают железную трубу, которая резиновым шлангом соединена с баллоном, в котором находится хлор. Открывая вентиль баллона, хлор через трубку подают в ковш с жидким металлом и вытесняет из него газы.