Лигатура
Шрифт:
Собирай их потом снова!
Когда-то, что называется, на заре такого странного для мужчин нашей семьи дела, как сочинительство разных историй, в то время больше настоящих небылиц, я попросил свою бабушку записать воспоминания ее жизни.
В частности, меня интересовало устройство крестьянского быта еврейских земледельческих колоний Александровского уезда Украины в начале двадцатого века.
Попросил и забыл. Да и она больше не возвращалась к этому разговору.
С тех пор прошло не меньше четверти века…
В
Бабушка писала мне письма потрясающе красивым четким почерком. Я отвечал редко, скупо. Бог весть, чем я занимался в те годы. До сих пор не решаюсь во всем признаться даже себе.
На ее похоронах я тоже не был. Узнал о ее смерти почти через полгода…
И вот, в феврале две тысячи восемнадцатого года мне позвонила мама и сообщила, что решившись через девятнадцать лет, наконец, разобрать бабушкины вещи, она наткнулась на толстую ученическую тетрадь, девяносто две страницы которой были плотно исписаны бабушкиным почерком.
Тетрадь была вся адресована мне…
Кроме того, в нее были вложены справки из Генпрокуратуры СССР об отказе в пересмотре дела моего деда, собственноручно написанная им автобиография, его военный билет, справка о работе в Дальстрое, треугольник письма, выброшенного через решетку окна тюремного вагона по пути в ссылку и некоторые другие бумаги.
Время разбрасывать камни и время собирать камни.
И двадцать пятого апреля две тысячи восемнадцатого года, ровно в годовщину смерти бабушки – так оно и было на самом деле – я принялся нанизывать выхваченные памятью довольно хаотичные эпизоды моей собственной жизни теперь уже на ее характер.
Какие там подобрались камни или бусины, мне судить сложно, но леска точно оказалась из титана, с которым бабушка долго была знакома накоротке.
Такая не обрывается…
1
Я появился на свет в городе, само название которого несет в себе мантру нашего Мира.
Задолго до этого, вполне рядового и потому оставшегося почти незамеченным события, великий поэт горевал: как мол, с таким-то умом и талантом угораздило его родиться в России?
Рискую теперь огорчить его еще больше. Не обладая и малой долей его дарования и даже не особо стараясь, я с первого раза попал в десятку.
Истошный младенческий крик, которым я возвестил Миру о своем приходе, прозвучал в самом, что ни на есть его центре.
Некоторым утешением классику может служить то, что находится сия сакральная точка в пределах все того же государства.
Каждый год в период весеннего обострения разношерстные эзотерики со всех концов Земли слетаются в мой родной город, чтобы здесь – уже сбившись в стаи – прошествовать в деревню Окунево, энергетический пуп планеты, откуда, по неколебимому их убеждению
Ну и где справедливость?
У судьбы, конечно, все заранее пристреляно. На то она и занимает изначально господствующие высоты. Но даже окопная вошь способна иногда сбить самый точный прицел.
Хотя лучше бы ей об этом не знать…
Сам я застал родной Омск через сорок лет после того, как благодаря адмиралу Колчаку он, пусть и недолго, но все же побыл в статусе столицы великой империи.
Примерно столько же лет понадобилось еще, чтобы большинство моих сограждан узнали о сем замечательном факте.
Первое, что меня неприятно удивило уже в роддоме было то, что служители этого учреждения оказались заняты исключительно сдачей – приемкой нового, в данном случае моего тела.
Никому и в голову не пришло поинтересоваться, что за душа посетила в нем этот мир и не лучше бы ей для ее же собственного блага несколько повременить с этим не всегда безопасным предприятием или хотя бы перенести его географически.
Акушерка мне попалась, как нарочно, неопытная. В результате ее неловких манипуляций я лишился такого важного органа, как здравый смысл.
Чтобы придать происходящим вокруг меня событиям хотя бы видимость единства, принужден был я с первых дней моей жизни пользоваться в качестве приводящих к нему связей такими его малопригодными заменителями, как с левого фланга злым умыслом, с правого же – ну очень высокими помыслами.
Что-то вроде цвето – бифокальных очков, где верхняя часть линзы нежно-розовая, нижняя же черная, как грязь.
Но поскольку жить постоянно в состоянии восторга или безысходной тоски показалось мне одинаково утомительным, я принял решение сесть между стульями.
Живут же люди совершенно бездушные или безмозглые и ничего…. Почему бы мне не попробовать жить без мыслей? Ну не то, чтобы совсем, но, во всяком случае, без здравой их части.
Уже тогда я подумал, что куда продуктивнее было бы принимать роды в театре или, скажем, в психушке.
По крайней мере, оба эти учреждения изначально предназначались, как места для души. Одно для души скучающей. Другое для больной…
Соображения мои в те дни, впрочем, в силу моего достаточно нежного возраста были несколько поверхностны.
Чуть повзрослев и едва научившись читать, я начал приходить к мысли, что если Провидение и забросило Дюймовочку к жабам, то в этом, наверняка имелся Его скрытый от наших глаз Промысел, а на девочку были весьма определенные планы.
Возможно, ей надлежало выйти замуж и произвести на свет карликовых полуторадюймовых жаб с тонкой душевной организацией.
В крайнем случае, рослых бородавчатых дюймовочек, склонных к водным видам спорта.
При таком рациональном раскладе результатом ее личной жизненной драмы явилось бы значительное обогащение местной фауны, что вполне укладывается в эволюционную колею, где вариативность видов – основа продвижения вперед.