Лигатура
Шрифт:
Ну и ладно…
2
– Слышь, тетка?.. Ты бы сошла с этого места. Место, говорю, занято, оно мое!
В третьем часу ночи я вылез на крышу девятиэтажного дома номер шесть по улице Перелета. Рядом невидимый кинотеатр «Иртыш». Через дорогу светится заправка ЛУКОЙЛ. Чуть дальше разноцветный, как елочные гирлянды круглый год мигающий «Арго» – армянский ресторан с греческим названием и школа милиции. Теперь это академия МВД.
Очень давно я тренировал там курсантов…
Последние тридцать семь лет я живу в этом
И ключ от чердака мне сделал знакомый слесарь в незапамятные времена, в бытность мою дворником.
Нет давно того домоуправления. Теперь это управляющая компания «Левобережье». Еще раньше я оставил метлу и скребок.
И знакомый слесарь умер от рака легких.
А дом стоит. И раньше по ночам на его крыше мне никто не мешал.
Полная луна висела над старым Кировском. Фонари с заправки слепили глаза. Вырезанный из черной бумаги силуэт над черной пропастью я заметил не сразу…
Не спеша, я приблизился к ограждениям:
– Ты отойди в сторонку и прыгай себе на здоровье! Вон хоть слева от трубы. Очень тебя прошу – не порть место!
Я все не мог ее разглядеть.
– А может, ты страшная очень? Тогда какая разница, откуда бросаться? С такой высоты от любого лица ничего не останется. Помнишь, прошлым мартом? Все антенны тогда переломало. Даже первую не поймать было. А крыша после урагана – каток!
Вон там прямо за трубой он и сорвался. Даже чемоданчик из рук не выпустил. Веришь, сразу и насмерть? Только отвертки по асфальту сыпанули.
Так что давай меняться. Тебе все равно, а у меня выбора нет! Откуда упал, оттуда больше не взлететь. Испортишь место – у меня один Копай останется. Так ведь и он занят. Над Копаем ведьмы летают…
Женщина чуть поежилась. Апрельские ночи в Омске холодные. Ночи здесь и в мае холодные, даже заморозки бывают. Она еще придвинулась к краю. Заглянула в пропасть. Слышит ли она меня?
Я пожал плечами.
– Ну, да, согласен. Я сумасшедший. Но только местами, в полнолуние. Я тогда сразу забираюсь на крышу и ищу себе женщину. Женщины теперь большая редкость. Но иногда мне везет…. Не стоит извиняться, я понимаю. По воздуху ведь много чего летает…. Нет, с ведьмами как раз все нормально. Плевать они хотели на Закон. Для них изнанка правая сторона… Эй, осторожней! А то вдруг свалишься. Конечно, на твоем месте я бы тоже не боялся. Но ты все же стой спокойно. Пока сама не попросишь, я к тебе не притронусь. У нас, сумасшедших, все по-другому.
Чтобы не спугнуть ее, я отступил. Оперся о трубу. В свете луны посмотрел на часы. Два часа тридцать минут…
Ночью воспоминания неотличимы от реальности, разве что ярче.… Как блестят сейчас ее туфельки. Этот блеск… даже в темноте глаза режет.
Так блестел люк у того колодца…
Мне года четыре. Я один. Комната в общежитии военной академии. Тоже весна, апрель, как теперь. Окна распахнуты. Только не ночь, а прохладный солнечный день. Я стою на подоконнике. Вот уже на краю карниза…
Крышка водопроводного люка внизу кажется круглым резиновым ковриком. Глянцево блестят чугунные ромбики. Мне и холодно
Если прыгну – не разобьюсь, не рухну вниз, а плавно, как оторвавшийся от ветки лист, опущусь точно на этот сверкающий металлический круг.
Радость, восторг переполняют меня. Я заношу ногу над пустотой…
Но тут, внезапно, меня вдергивают обратно. Это мать, неожиданно вернувшись, застала меня на карнизе пятого этажа…
Я потом долго болел. Все даже думали, я ослепну. Тот блеск все стоял у меня в глазах, не давал видеть свет. Кажется, у детей это называют испугом.
На долгие годы во мне застрял страх высоты. Каждый миг все внутри меня рвалось вверх, но я не мог заставить себя даже приблизиться к краю. Настоящая клетка!
А когда ты заперт внутри себя, мир для тебя закрыт. Все остальное просто перестает существовать. Сначала выцветает, как изображение в севшем кинескопе, а потом и вовсе гаснет.
Я должен был, мне надо было выломиться на волю. Любой ценой вырваться из клетки или сбросить ее с крыши. Пусть даже вместе с самим собой!
Когда зуб болит месяцами и нет избавленья от боли, впору желать вырвать его вместе с собственной головой.
Ночь за ночью, зимой и летом я поднимался на эту крышу.
Вверх или вниз? Я всегда знал, я чувствовал – корни мои не в земле, а наверху, в небе. Почему же я не летаю?! Здесь, между полетом и падением, это рвет на части.
Женщина на краю неподвижна. Я делаю два осторожных шага.
– Чувствуешь?! Не зря же ты здесь, в единственном, кроме Копая месте… Стой, еще не время! Хочешь, я тебя сам потом за трубу отведу. Там ограждение сломано, не придется юбку задирать.
Кстати, тебе говорили? У тебя потрясающе красивые ноги. Ты прости за тетку. Да успокойся, я не собираюсь мешать! Когда жизнь только страх смерти, умирать не страшно. Только не спеши, без тебя все равно не начнут.
Я подхожу еще ближе. Жаль, что я давно не курю. Сигарета бы сейчас не помешала. Я всматриваюсь в светящийся циферблат на левом запястье.
Два часа тридцать минут. «Ракета»… Пятиугольный знак качества.
Когда-то, простояв на этом месте часа три кряду – я уже собирался спускаться – у меня вдруг начался зуд в копчике. Ощущение нестерпимое! Позвоночник жгло, распирало. Словно пузырьки воздуха трескались, поднимались к затылку. Тело стало ломать, корежить, но с ног не сбивало. Будто вес мой увеличился, стек к подошвам, как грузило. Тело же сделалось легким, невесомым. Ветер продувал его, как марлю на форточке.
Потом под самым затылком началось мучительное, сладострастное… Голову тянет вверх, язык прилип к деснам. Глаза закрылись, стали видеть в темноте. Далеко, дальше, чем в ясную погоду. Тело от подошв изнутри как бы собралось все, вывернулось к темечку. Потом взрыв, извержение!
В следующий миг я уже парил…
Но, оборвав одну цепь, я тут же сел на другую, куда короче. Теперь я иногда летал – но где, когда меня оторвет от земли, совсем от меня не зависело.