Лихие. Депутат
Шрифт:
— А хуй знает. Кстати, можно тоже дунуть, — Троллейбус был в своем репертуаре. Он даже на зоне иногда умудрялся затащить косяк мариванны. Я взял.
— Вот примут тебя минтоны, придется бабки платить, — возмутился я. — Имей в виду — вычту из зарплаты!
Саня потащил нас наверх, в вип-зону. Там было попросторнее, музыка чуть тише, и можно было разговаривать. Столы ломились от закуски и выпивки. Официантки в серебристых комбинезонах разносили шампанское. За некоторыми столами шли серьезные разговоры — бизнес не дремлет даже на рейве. Я заметил пару знакомых
Уже спустя четверть часа к нам присоединились две фигуристые девчонки, Алёна и Жанна. Обеих я знал по конкурсу красоты. Меня тоже мигом опознали. Алёнка оказалось высокой блондинкой из Твери, с крупным бюстом и точеной талией. Похоже, она уже умела держаться в приличном обществе, знала, что такое столовые приборы, и пробовала шампанское дороже двухсот баксов. Если что, приличное общество — это я, Китаец и Троллейбус.
Жанна была жгучей брюнетка с огромными карими глазами, из Питера. Говорила, что училась в театральном, но похоже, врала — манеры у нее были так себе. Почти сразу набросилась на канапе, будто из карцера СИЗО вышла. На ней было короткое серебристое платье и туфли на умопомрачительных шпильках. Алёна выбрала чёрное мини и белый пиджак — по последней моде. Обе девушки регулярно нам демонстрировали подвязки на чулках в сеточку.
— Точно приличные? — поинтересовался я тихо у Санька. — Похожи на шалав средней ценовой категории.
— Зуб даю, Хлыст, — побожился Троллейбус. — Бабки любят, но на панели не стоят. Они просто неместные и хотят красивой жизни.
— Какую выбираешь? — также тихо поинтересовался у меня Димон.
— Ну точно не обжору. Пусть будет блондинка.
Утолив первый голод и приняв по паре бокальчиков шампуня, мы пошли на танцпол. Тут охрана освободила нам несколько квадратных метров, девки пустились в пляс.
Я огляделся. Там, где раньше стояли макеты космических кораблей, теперь извивались полуголые девицы. Под огромным панно с портретами советских космонавтов диджей крутил пластинки. В зале, где когда-то школьники, затаив дыхание, смотрели на скафандры и спускаемые аппараты, теперь бесновалась толпа под грохот электронной музыки.
— Саня, — дернул я Троллейбуса за рукав, — ты видишь, что они сделали? Это же «Космос»! Тут про Гагарина всё было, про достижения СССР… А теперь что? Бляди на папиков вешаются?
Как раз в этот момент блондинка Алена обвила мне шею сзади. И так многообещающе прижалась ко мне грудью.
— Да брось ты, — Саня похлопал меня по плечу. — Зато глянь, какой клуб забабахали. В Европе такого нет!
Алёна схватила меня за руку:
— Пойдём танцевать! Какая музыка классная! Я знаю, это хаус!
— Погоди ты со своими хаусами, — отмахнулся я, всё ещё разглядывая зал.
Под потолком болтался огромный макет станции «Мир», на него направили лазеры. В свете прожекторов она казалась каким-то космическим кораблём пришельцев. Народ внизу колбасился, размахивая руками, будто пытался до неё дотянуться.
— Не, не могу, — пожал плечами я. — Меня сюда в школе привозили. Это как
Я вернулся в вип-комнату, плеснул себе вискаря. «Космонавтка»-официантка притащила лед.
Спустя полчаса появились запыхавшиеся Саня, Димон и девчонки.
— Классно оттянулись! Сейчас еще пойдем.
Мы накатили по новой, и Троллейбус начал рассказывать тюремный анекдот, который я уже слышал в разных интерпретациях. Причем каждый новый раз в этом анекдоте прибавлялось и прибавлялось деталей.
— Я до Коми, в Мордовии сидел. На шестерке. Там положенец был такой крученый… ну, гнилой по-нашему. Перекрасил зону в красный, лег под ментов. Воры на воле его приговорили, но достать не могли — в спецбараке у него своя комната была, торпеды его пасли день и ночь. Ну, и опера прикрывали.
Троллейбус закурил.
— Короче, воры приехали в Саранск, наняли в местном драмтеатре молодого парня-актера. А на зоне хозяин насмотрелся американских фильмов, сделал общую комнату для быстрых свиданий, с кабинками и телефонами. Но кабинки не глухие, а такие… — Санек сигаретой нарисовал в воздухе квадраты — полузакрытые. Там еще вертухаев полно было, так что… Короче, приезжает этот актер в колонию и подает квиток на получасовой разговор с положенцем. Кликуха у него была занятная. Улей. Очень уж пчелок любил, мед… Даже пасеку себе на зоне завел.
Девчонки допили одну бутылку шампанского, попросили вторую. Похоже, они уже «готовы». Вон как Аленка язычком губки облизывает. Я подозвал администратора, договорился о еще одной вип-комнате.
— Ну и этого Улея актер вызывает в переговорку. Тогда для длительных свиданий кучу документов надо было оформлять, а для коротких — только квиток заполнить. Приводят офигевшего Улея, а в комнате еще десять арестантов с родственниками базарят.
— Ты кто такой?
Саня продемонстрировал нам офигевшее лицо положенца, потом как тот снимает трубку телефона.
— Я Семен, — честно отвечает актер, а потом встает на стул, скидывает с себя пиджак. А под ним… розовый женский топик. Животик голый видно. А сам он накрашен, как шмара. Глазки подведены, губная помада, то да се… Пока ждал свидания после шмона, намарафетился. И короче громко, на всю комнату говорит:
— Эй, вы все, противные! Если кто моего парня тронет тут — и показывает на охуевшего Улея — будете дело иметь со мной! Усекли?
Троллейбус заржал, махнул рюмку:
— Все в аухе, само собой, молчат. А парень, в телефон говорит такой. — Ну удачи тебе, Улей.
Вешает трубку и отваливает.
— И что же было дальше? — Жанна широко распахнула свои глаза.
— Порвали положенца. В ту же ночь. Уже под утро кукарекал.
— А давайте девчонок в шампанском искупаем! — пробило меня на пьяный кураж.
— А давайте! — завизжали модели, представившие, как будут хвастать об этом таким же тупоумным курицам, как они сами.
— Давай Советского нальем в ванну, Хлыст, — зашептал в ухо Троллейбус. — Девки пьяные, не поймут ничего. Если Кристалл, это же на тридцатку зелени…