Лихие. Депутат
Шрифт:
Ну мне это и Ельцин уже предлагал.
— И защиту, — добавил Рохлин. — Полный иммунитет ко всем предыдущим делам.
— Как только победит Александр Иванович, — тихо, почти на ухо произнес Филимонов, — твой банк получит из бюджета кредит в сто миллионов долларов. В течении трех лет, траншами. Например, на развитие отечественной промышленности.
Я задумался, глядя на горизонт, где догорали мишени. Это уже было серьезно. Только вот будут ли такие деньги в бюджете через год? Большой вопрос.
— Мне надо подумать. Такие вопросы с кондачка не решаются.
—
После этого мы отправились к БТР. Машина стояла рядом с плацем, Лебедь первым забрался внутрь, я за ним. Внутри было тесно, пахло маслом и металлом. Молодой механик-водитель завел двигатель, и мы тронулись. БТР легко преодолевал препятствия, я чувствовал, как машина подпрыгивает на кочках. Потом мы остановились, я пересел на кресло мехвода. Лебедь показал, как управлять. В принципе, ничего сложного, только вот гидроусилитель руля был бы нелишним.
— Ну как, впечатляет? — спросил он, когда мы остановились.
— Да, мощная техника, — ответил я. — А что с танком?
— Танк — это уже серьезнее, — засмеялся Рохлин. — Но для тебя, Сергей, мы сделаем исключение.
Мы подошли к Т-72. Экипаж уже ждал, и через несколько минут я сидел в башне, держась за рычаги. Танк тронулся с места, и я почувствовал, как земля дрожит под его гусеницами. Мы проехали по полигону, стреляли из пушки. Зрелище было впечатляющим. Я даже немного оглох.
Когда мы вернулись на плац, солнце уже клонилось к закату. Лебедь и Рохлин проводили меня до машины.
— Спасибо за сегодня, впечатлен — сказал я, пожимая им руки. — Отзвонюсь.
— Связь через Андрея Васильевича. Не сомневайся, Сергей, — ответил Лебедь. — Мы сделаем всё, как договорились. Слово офицера!
— Папа! Папа!
Дочь Машка ураганом ворвалась на кухню, где я лопал Ленкины блинчики. Дочь тянула маму в зал, где вовсю молотил телевизор.
— Что, Машунь, снова папу показывают?
Эта новость у моей половины не малейшего интереса не вызвала, но дочь, когда хотела, могла быть чрезвычайно убедительна. Она потащила Ленку за фартук, не обращая внимания на горящую плиту. Жена потушила сковороду и извиняющимся взглядом посмотрела на меня. Она не виновата, что священный ритуал поедания блинчиков был нарушен. Я ужинаю дома! Да такое счастье моей жене только присниться может. Обычно я приходил ближе к ночи, сытый, а иногда и малость набуханный. По славной традиции отечественного бизнеса все переговоры ведутся в кабаках, а их итоги фиксируются на салфетках, которые тут же сгорают в пепельнице.
— Серё-ё-ё-ж! — услышал я растерянный Ленкин голос из зала. — Иди сюда! Да быстрее же!
— Да что там случилось? — недовольно спросил я, самым кощунственным образом вытирая масленые руки о дизайнерское полотенце. — Иду!
— Смотри! — моя половина показала рукой в сторону телевизора.
— Да… — я чуть не подавился блином, который жевал на ходу. — Урою этого пидора, в натуре!
— Серёжа, ну как ты
Она терпеть не могла подобных выражений, особенно при ребенке. Профессорская дочь, хули. Не нам, босякам лобненским, чета. Ну, не удержался, бывает. Не каждый день такое увидишь…
— Ладно, — согласился я. — Не урою. Выкуплю эту помойку и закрою к херам! А журналюг выгоню на мороз с волчьим билетом. Они у меня в газету «Гудок» работать пойдут. Сторожами.
По телеку шла программа «Куклы», в которой появился новый персонаж — весьма узнаваемый. Причем узнаваемый настолько, что даже моя дочь бросила мучить кота и восторженно тыкала пальчиком в экран плазмы. Я ей очень понравился, даже в таком ублюдочном, гротескном виде.
— А, по-моему, это даже забавно, — задумчиво смотрела на экран Лена. — Чего ты кипятишься? Это же на твою популярность работает.
— Я на свою популярность, Ленок, как-нибудь сам поработаю, — звенящим от злости голосом ответил я. — А это не смешно ни разу. Я в авторитете человек. Мне западло в виде голимой куклы кривляться.
— Ну, позвони Димке, пусть он решит этот вопрос, — лукаво посмотрела на меня жена. — Только не как обычно…
— Душа моя, — я притянул ее к себе, прижал, ощущая выпуклый животик, и внимательно посмотрел в бездонные голубые глаза, словно увидел впервые. — Я о тебе чего-то не знаю?
— С кем поведешься! — фыркнула она, сняла мои руки с талии и пошла на кухню. Она досконально знала мою норму блинчиков, и я ее еще не добрал.
— А ведь она права, — думал я. — Гусь наглеть начал. Надо его в рамки поставить. Думает, он бессмертный, раз его лондонские евреи кроют. Да ни разу. Но его сейчас трогать не с руки, вони будет много. Мы тоньше сработаем.
— Братан, здоров, — поднял я трубку телефона. — Через час у меня в беседке. Тема есть. Все, отбой.
Гелик Китайца зарулил в мой двор часа через полтора. Автоматические ворота с легким гулом закрылись, а боец, который узнал посетителя, снова полез на башню. Он там то ли обозревал окрестности, то ли просто спал, я точно не знаю. Димон был бодр и свеж. Китаец, единственный из нас, почти никогда не пропускал спортзал. Там он молотил грушу с каким-то непонятным мне остервенением. Он теперь бокс осваивал. Ему, обладателю второго дана, навалял на ринге простой мастер спорта, и он полностью разочаровался в восточных единоборствах. Выяснилось, что это дрыгоножество не канает против обычного парня с хорошо поставленным ударом. А ведь я ему говорил…
— Здоров, Серый! — обнял он меня. — О чем перетереть хотел?
Через тридцать минут, когда закончил ржать, как молодой конь, Димон повторил вводную.
— Значит так, братан, — всхлипнул он, вытирая слезы. — Я беру за вымя этого… Васю Григорова, не бью, не тычу ствол в рот и не заставляю работать лопатой в лесу. Но после этой встречи твоя кукла исчезает, а появляется кукла самого Гуся. Причем она должна быть самого паскудного вида, и в следующей серии его все остальные куклы чмырят и опускают, как последнего лоха. Так?