Лихорадка
Шрифт:
Голова Габриеля лежит у меня на коленях. В течение последних нескольких часов его размеренное дыхание свидетельствовало о том, что он спит, но теперь Габриель вздрагивает и просыпается.
— Ш-ш! — говорю я ему. — Затаись. Мы остановились.
Мы жмемся друг к другу за кучей ящиков. У Мэдди в руке шуршит пакет. Я зажимаю ее руку своей, чтобы прекратить шум.
При звуке приглушенных голосов у меня чуть сердце из груди не выскакивает. Габриель обнимает меня за плечи и задерживает дыхание.
Дверь открывается. Я прикусываю губу, в горле мотыльком бьется крик. Слышу шорох: это «собранные»
По металлу гремят тяжелые ботинки, кузов сотрясается под чьим-то весом.
— …могли бы к утру добраться до Западной Виргинии и там отдохнуть. Только тогда надо ехать сразу.
Это голос молодого мужчины.
Ящики берут и выносят по одному.
Другой голос отзывается:
— Можно было бы остаться на ночь.
— Денег нет.
— Один из нас мог бы спать в кабине, а второй — в кузове.
Громкий хохот удаляется и стихает.
Я вытягиваю шею и поверх ящиков вижу резкий желтый свет солнца, садящегося за облетевшими деревьями. Шоферы исчезают в здании с розовой неоновой вывеской, гласящей: «ФЛАМИНГО ШЕСТЬ». Ниже прикреплен самодельный знак со словом «Открыто».
— Пошли, — шепчу я, подталкивая Мэдди впереди себя.
Габриелю настолько дурно, что он ползет за мной на четвереньках. Я стараюсь помочь ему аккуратно выбраться из кузова, но в итоге все равно тяну сильнее, чем надо бы — боюсь, что шоферы вернутся раньше, чем мы успеем скрыться.
Мэдди несет сумку матери, доверху набитую пакетами со снеками и чипсами. Не знаю, с чего мадам решила, будто эта девчонка тупая: пока что Мэдди неизменно оказывается сообразительней меня.
В итоге мы втроем прячемся за мусорным контейнером, глядя, как мужчины выгружают закуски и газировку от Кэлли, ящик за ящиком. Хорошо, что мы вовремя вылезли: ящики, за которыми мы прятались, исчезли. Один из шоферов закрывает двери кузова, второй садится за руль.
Габриель тупо смотрит на свои колени. Глаза у него полузакрыты, он не обращает внимания на муху, которая с жужжанием кружит у его лица. Мэдди протягивает ему банку с теплой содовой, а он отмахивается и бормочет что-то невнятное.
Кожа у него такого же цвета, что и надвигающиеся серые сумерки, под глазами набрякли темные мешки, губы стали белыми. На воротнике расплывается пятно пота.
Приходится признать, что мы оказались в гадкой ситуации. Снега здесь нет, но воздух все равно холодный. Темнеет. Нам негде укрыться. И нужно позаботиться об очень больном мужчине и о ребенке. Единственный транспорт, на котором можно было бы добраться отсюда до следующего городка, вот-вот уедет. Я, щурясь, наблюдаю за разговором и жестикуляцией водителей.
— Заберемся обратно в грузовик, — объявляю я.
— У тебя снова начнутся кошмары, — возражает Габриель так тихо и неразборчиво, что приходится мысленно проговаривать слова, чтобы понять его фразу. — Ты… ты во сне мне сказала.
— Все будет нормально. Пошли.
Габриель не противится, когда я заставляю его встать, но наш рывок недостаточно быстр. Грузовик уезжает раньше, чем мы успеваем к нему подойти.
Мэдди возмущенно фыркает. Челка спадает ей на лоб.
Дверь «Фламинго шесть» распахивается, из нее
Порой я завидую им. Тому, что они уже прожили семьдесят лет и примирились со смертью.
Я слышу отдаленный шум большого города и впервые осматриваюсь вокруг. Похоже, «Фламинго шесть» — это ресторан, а мы стоим на его парковке. Чуть дальше, на небольшом склоне, видны здания, уличные фонари и дороги.
— Смотри! — говорю я Габриелю.
Это первая обнадеживающая картина, которая нам встретилась, и мне хочется, чтобы он увидел: и за стенами особняка есть достойная жизнь.
Однако его взгляд расфокусирован, волосы слиплись и потемнели от пота. Габриель опирается на меня, и я ощущаю запах его болезни. Хмурюсь, сочувственно шепчу его имя. Он закрывает глаза.
— Дети, что вы тут делаете? — окликает нас женщина, стоящая у открытой двери ресторана.
Ее окружает теплый свет и аромат сладостей. За спиной у нее возникает мужчина, и Мэдди прячетсся за меня, вцепляясь в полу свитера.
Мужчина, Грег, и его жена, Эльза, считают, что у Габриеля вирус, а я не спешу вывести их из заблуждения. Наверное, симптомы выглядят точно так же, а они вряд ли стали бы угощать нас столь щедро, если бы узнали, что из организма Габриеля сейчас выходит «ангельская кровь». Многие представители первого поколения и без того настроены против нас, не следует создавать впечатление, будто мы все к тому же законченные наркоманы.
Грег и Эльза проводят нас через кухню, которая до отказа наполнена паром и чудесными ароматами, и разрешают сесть за небольшой раскладной столик в комнате отдыха. Они ставят перед нами куриный суп-лапшу и тарелку с горячими сэндвичами. Габриель не ест. Я вижу, что он пытается держаться в сознании, но плечи у него то и дело непроизвольно дергаются, а глаза закрываются.
— Мы открыли этот ресторан тридцать лет назад, можете себе представить? — говорит Эльза. Она принесла нам стаканы с лимонадом, и Мэдди жадно глотает напиток. — Какая милая крошка, — добавляет женщина.
Наверное, ей хотелось бы услышать какое-то объяснение, потому что Мэдди явно не может быть ни моим ребенком, ни ребенком Габриеля.
— Она моя племянница, — говорю я просто.
Эльза больше ни о чем не спрашивает. По правде говоря, ее гораздо больше интересует Габриель.
— Тебе надо что-нибудь съесть, милый, — уговаривает она его, и ее темные глаза внезапно наполняются печалью. — Это вкусно. Это даст тебе силы.
— Ему просто надо отдохнуть. Мы пытаемся добраться до дома, это в Западной Виргинии, — объясняю я, вспоминая разговор водителей грузовика. — Там у него родня. Мы подумали, что лучше, если… ну, вы понимаете… если он будет с ними.