Ликвидация
Шрифт:
Гоцман шибко потер грудь, глотнул воздуха и постоял так с полминуты.
– Может, им очную устроить?
– наконец тяжело выдохнул он.
– Ты чего такой?… Сердце?… - неожиданно спросил майор, но Давид лишь вяло отмахнулся…
В кабинете раскаленный добела Якименко листал удостоверение личности задержанного.
– Ну а где часть твоя формировалась - тоже не помнишь?…
Гоцман присел на край стола, забрал у Лехи документ, листанул. Русначенко Михаил Николаевич, звание - гвардии капитан, родился 13 мая 1915 года, какой местности уроженец - город Ворошиловск Ворошиловградской области, холост или женат - холост, огнестрельное оружие - вот этот самый наградной «вальтер», подпись владельца
– Ворошиловск - это который раньше был Алчевск, шо ли?… - Гоцман вопросительно взглянул на Русначенко. Тот не удостоил его даже кивком, продолжая равнодушно смотреть перед собой. Давид вздохнул, положил удостоверение на стол.
– Ты не в тылу у немцев, парень… Зря ты так. Думаешь, мы враги какие?… Мы с Лешей, - он кивнул на Якименко, - три года не ленились грудь немцам подставлять. Он здесь недалеко, на Конной, угол Пастера, возле театра, последний свой осколок подхватил. А я - в ноябре сорок третьего, в Киеве… А ты ведешь себя, будто в гестапо попал… За шо хоть именной пистолет дали?
Неподвижное лицо Русначенко чуть дрогнуло, самую малость, но тут же вновь сделалось непроницаемым.
– У меня контузия, - ровным, монотонным голосом произнес он.
– Стрелять начал от помутившегося сознания. Сопротивление оказывал по той же причине.
– Зря ты так, - со вздохом повторил Гоцман и оглянулся на Якименко: - Леша, сорганизуй нам чаю.
Небольшой трехэтажный дом на Балковской улице ничем не выделялся из ряда своих соседей-близнецов, выстроенных в конце девятнадцатого века каким-нибудь одесским негоциантом и сдававшихся затем то ли под дом свиданий, то ли под дешевые меблированные комнаты. Заржавленные решетки перил, чахлые от жары шелковицы в крошечном дворике, выщербленный тысячами подошв тротуар перед подъездом. Как и везде, здесь, видимо, жили люди, с трудом одолевавшие тяготы послевоенного быта, но изо всех сил надеявшиеся на светлое будущее, которое уж теперь, после разгрома-то фашистов, точно не за горами.
На третьем, последнем этаже майор Довжик по очереди постоял перед всеми тремя дверьми, выходящими на лестничную клетку, прислушался, перегнулся через перила и посмотрел вниз. Извлек из кармана большую связку отмычек и, быстро перебрав их в ладони, вставил в замок одной из дверей длинный ключ с затейливо изогнутой бородкой. Раздался тихий щелчок, и дверь бесшумно распахнулась. Из длинного коммунального коридора пахнуло духотой, настоянной на пыли и слабом запахе сладких женских духов.
Осторожно ступая по половицам и на ходу пряча в карман связку отмычек, Довжик подошел к двери, ведущей в небольшую комнату. Настороженно обернулся, держа в руке пистолет, - в коридоре по-прежнему никого не было… Глубоко вздохнул и толчком ладони распахнул дверь.
Сидящая на диване худенькая стройная женщина молча взглянула на нежданного визитера. Она не испугалась, увидев пистолет в руках гостя, только слегка подняла красиво очерченные брови.
– Чего смотришь?… Я от Чекана…
– От кого?
– еще выше, теперь уже недоуменно вскинула брови Ида.
– Что ты мне дурку строишь!
– прошипел Довжик.
– От Чекана! Собирайся, живо…
– А ты кто?
– Конь в пальто, - буркнул Довжик, пряча оружие в кобуру.
– Зови пока что мусором…
– А не обидно?
– хмыкнула Ида.
– Привык уже… - Довжик устало опустился на стул, потирая лоб.
– Давай пошевеливайся… Нас Академик ждет.
Секунду Ида раздумывала, потом грациозно поднялась с дивана:
– Отвернись только… Я должна одеться.
– …Бегал тут всю дорогу поначалу, даже шайку думал себе сгоношить, - рассказывал Гоцман, прихлебывая чай.
– Ну а потом взялся за ум. После
– В общем, пришел до Омельянчука, положил заявление и на фронт… Не отпускали, правда, как ценного кадра… Дали поначалу СВТ, самозарядку, намучился с ней - она ж капризная, зараза… Первый Черноморский полк Осипова… На Булдынке стояли. В сентябре, помню, было одно… - Давид неожиданно рассмеялся, глядя мимо собеседников.
– Воды уже не было тогда, на Пересыпи опресняли морскую, ну и выдавали, значит, по ведру в день в одни руки… Она противная на вкус, железистая такая. А у нас поощрение было - у кого семьи в Одессе и кто отличился, давали полдня отпуска. Ну и мне выпало… Захожу домой, жена с дочкой в слезы, обнялись - а тут радио со стены говорит: «Включайте краны, будет вода»! Ну, шо тут поднялось!… Жена за кастрюли, я за тазы, дочка за чашки… Набрали воды везде, куда можно было. А потом узнал уже, шо это наши ребята водокачку на час отбили и задвижку там подняли. Ну, и полегли там все… Я тогда жену с дочкой в последний раз повидал.
Давид замолчал. Он вспомнил себя тогдашнего - худого, небритого, с запыленным лицом и мутными от недосыпания глазами. И эти бесчисленные кастрюли и чашки, наполненные водой, по всей комнате. И слезы Анечки, обхватившей его за шею: «Папочка, ты не уйдешь? Я не хочу, чтобы ты уходил…»
Русначенко отхлебнул чаю из стакана в массивном мельхиоровом подстаканнике. Он слушал Гоцмана, но никаких эмоций, кроме вежливого внимания, на его лице по-прежнему не отражалось. И о себе он не произнес пока что ни слова… В кабинет заглянул встревоженный Кречетов:
– Давид, выйди. Срочно…
В коридоре майор уставился на Гоцмана возбужденным взглядом.
– Их всех отпустили. Всех.
– Кого?
– Всех стрелков! И Горелова, и Лапонина, и парочку эту, Дроздова с Симоновой - всех…
– Это как это?!
– нахмурился Гоцман.
– Кто?!
– Контрразведка. Показали бумагу, подписанную Чусовым… За ворота вывезли и отпустили.
Гоцман крупными шагами вернулся в кабинет. Подошел к Русначенко и в упор посмотрел в его спокойные, ничего не выражающие глаза:
– Капитан! Тебя контрразведка направила?…
Но взгляд задержанного остался непроницаемым. Он чуть усмехнулся и отодвинул от себя стакан с недопитым чаем.
Полковник Чусов налил себе из бутылки еще боржоми, с удовольствием выпил холодную шипучую воду. В июльский зной - лучше не придумаешь. Показал на бутылку Давиду, но тот от волнения не заметил мирного, приглашающего жеста.
– Шестьдесят пять трупов за одну ночь!… - Гоцман крупными шагами расхаживал по кабинету начальника контрразведки Одесского военного округа.
– Кто дал тебе таких прав? Кто?!.
– Вы о чем, товарищ подполковник?
– мирно осведомился Чусов, промокая губы платком.
– Людей отстреливают как собак! Внаглую! Еще и в глаза смеются…
– Преступность в городе - ваша проблема, это вы должны ее решать, - неопределенно заметил Чусов, не глядя на собеседника.
– Моя! Моя проблема!
– подскочив к нему вплотную, яростно выдохнул Гоцман.
– И по закону мои ребята имеют право стрелять любого вооруженного козла без второго слова! И я могу напомнить им за это право!