Ликвидатор
Шрифт:
— Меня зовут Гарри Хоуп. Я занимаюсь шерстяным женским нижним бельем ручной вязки. Вы даже представить не можете, какой восторг испытывают милашки, когда чувствуют прикосновение нежной шерсти к их коже.
Люсинда вздохнул:
— Хотелось бы мне быть терпеливым. Послушайте, Уайлд. Вы застряли на конце цепочки команд, и в вашем случае это такая чертовски длинная цепь, что она петляет. Каждый оперативник знает свой контакт, и больше никого. Уайтхоллу не нравится знать о вашем существовании. Особенно о вашем. Содержать отдел для ликвидации людей, которых нельзя устранить на законных основаниях, не совсем игра в крикет, не так ли? Так что, когда они решают, что будет лучше, если кто-то умрет, и ненароком роняют намек в этом направлении,
Уайлд смотрел в потолок. Он слушал, не думая. Думать он будет потом в течение нескольких часов. Когда его руки будут свободны.
Люсинда закурил очередную сигарету.
— Итак, тут я застрял. Мне приказали отдыхать. «Британцы, — сказали мне, — сами постирают свое грязное белье». Они даже запросили у меня копию файла и одолжили одного из моих лучших оперативников. Ну что ж, так — значит, так. Но я не делал вид, что очень счастлив от этого. И мне пришло в голову, что, раз вы и я работаем в одной и той же сфере, возможно, что я случайно столкнусь с вами. Поэтому я держал файл под рукой.
Он свернул документы, положил их в карман и, помолчав немного, продолжал:
— Однако я не ожидал так скоро встретиться с вами. И не по этому конкретному поводу. Я не знаю, как вы работаете, Уайлд, но предполагаю, что приказы поступают из Уайтхолла. Что ж, позвольте открыть вам маленький секрет. Вашим людям неизвестно, что Сталиц находился в этой стране. Они не знали, что он у нас. А если бы даже и знали, то вряд ли сильно этим заинтересовались. Наши правительства между собой раскололи маленькое особое блюдо Сталица три года назад. Но поскольку он самый лучший из тех, кто имеется у Москвы, они могли бы огорчиться из-за его дезертирства. Именно поэтому мы держали его здесь на протяжении последних месяцев. Не могу сказать, что нам было нужно, чтобы его убили. Но мы, разумеется, были не против, если кто-то попытается это сделать. Как я уже сказал, мы не ожидали, что это будете вы. Мы только знали, что это будет оперативник высшего класса. И мы знали, кто его пошлет. Так что, мне кажется, последние несколько лет вы выполняли и их, и наши задания. К тому же на свете не существует оперативника, который может так работать достаточно продолжительное время. По моему мнению, Уайлд, если вы не определитесь, и как можно быстрее, на кого вы, в конце концов, работаете, то очень скоро будете иметь крупные неприятности.
— Судя по всему, вы не считаете, что я уже имею крупные неприятности!
— А это как хотите. Потому-то я вам все это и рассказал. Теперь ваша очередь. Я хочу, чтобы вы рассказали мне, кто конкретно навел вас на Сталица.
— У меня росинки маковой во рту не было со вчерашнего дня, — сказал Уайлд. — А теперь, кажется, уже снова ленч.
— Я кормлю только своих друзей, — ответил Люсинда. — Докажите мне это.
— Меня зовут Гарольд Джордж Эдвард Сент-Винсент Хоуп, я коммивояжер и занимаюсь женским шерстяным нижним бельем ручной вязки. Вы человек с полным объемом информации и докажите, что это не так.
Люсинда поднялся.
— Я считал вас сообразительным человеком. И по-прежнему считаю. Следовательно, вывод один — вы ведете себя недружелюбно.
— Я требую, чтобы мне предъявили обвинение, — сказал Уайлд. — Обвинение в убийстве, как я полагаю? Я хотел бы позвонить своему адвокату.
— Именно недружелюбно. Мы играем так же, как играете вы. Мы придумываем правила по ходу дела и, когда будем уверены, что больше ничего из вас
— Надеюсь, на сытый желудок.
— Я знаю, что у вас крепкие нервы. И думаю, что они здорово пригодятся. — Люсинда открыл дверь. — Что-нибудь обнаружили?
Вошел очень молодой человек с кучей одежды.
— Ничего.
— Я так и предполагал. Что ж, осмотрите его рану. Не хочу, чтобы он отошел у меня на глазах. Потом ненадолго оставьте его в покое.
Молодой человек наклонился над Уайлдом и одним движением снял пластырь и повязку под ним. Уайлд резко втянул воздух.
— Ага, — сказал молодой человек. — Вам и вправду повезло с этой рукой. Парой дюймов левее, и от вас больше не было бы никаких проблем. И никакой пользы. — Его руки были быстрыми и умелыми. И мазь, которую он накладывал, приносила облегчающую прохладу измученной плоти. Он продолжал стоять к Уайлду спиной.
— Вы медработник команды? — поинтересовался Уайлд. — Намерены поддерживать мой моральный дух? В этом могла бы помочь парочка стейков.
Молодой человек встал. Свежая перевязка была толще и шире, чем предыдущая. Уайлду не понравился ее вид; она предназначалась, чтобы выдержать грубое обращение.
Молодой человек ухмыльнулся:
— Что вам нужно, так это как следует отдохнуть.
Дверь захлопнулась. Уайлд вздохнул и закрыл глаза. Теперь ему просто необходимо было подумать. Его сердце стучало, от расширившихся артерий бок пульсировал еще сильнее. В Джорджтауне он впервые почувствовал неловкость. Но было ли это в Джорджтауне впервые? Как давно, как много раз он был подсадной уткой? А Сталиц? Люсинда не сказал ему ничего такого, что нельзя было связать с инструкцией Кэннинга. Кэннинг был ключевой фигурой более чем в одном отношении. Но прежде чем отдаться бешенству, всепоглощающей ярости и желанию использовать свои таланты впервые с подлинной ненавистью в сердце, он должен выбраться из этого кошмарного дома. И этого можно было достичь только с помощью терпения.
А пока что он был голоден. Он подумал о еде, и от мыслей о ней плавно перешел к мыслям о Джоселин. А потом и о Балвере со Стерном. Сейчас они уже должны были быть на Джерси, а завтра днем поплывут в Сент-Питер-Порт, чтобы встретиться с ним, как он обещал, в четверг утром. Он все еще мог успеть. У него были все основания, чтобы продолжить действовать так, как было задумано, и посетить Гернси. Он хотел навестить Рэйвенспура и поговорить с Маритой. Ее поместил в самый центр маршрута Кэннинг. Человек, получавший указания сверху и иногда отдававший свои собственные приказы. Кэннинг, у которого новая дорогостоящая жена. И Марита, женщина слишком красивая. Он подумал, что в Гернси ему предстоит много работы, когда (и если) ему удастся подняться с этой кровати, конечно.
Рев машины вывел его из задумчивости, он открыл глаза и понял, что заснул. Серый цвет за окном усилился. Уже почти смеркалось. Комната, к его удивлению, была пуста. На нем по-прежнему были наручники; руки затекли и отяжелели.
Парсонс открыл дверь. Уайлду он напомнил сотрудника похоронного бюро, не уверенного, что клиент мертв.
— Добрый вечер, сэр.
— Уже вечер?
Парсонс включил свет и подошел к кровати.
— Американские джентльмены уже отбыли, сэр. Они объяснили мне, что прошлая ночь была… э-э… своего рода шуткой. Но они предполагали, что вы можете немного расстроиться, и попросили дать им несколько минут, прежде чем освобождать вас. — Парсонс достал ключи.
— Вам не о чем беспокоиться, мистер Парсонс, я ничуть не расстроился. Как они сказали, ошибки бывают у всех.
— Да, конечно, сэр. Очень рад видеть вас в таком бодром расположении духа, сэр.
Парсонс отпер наручники, и Уайлд сел. Он размял кисти рук и обхватил себя несколько раз; кровь опять прилила к рукам; было ощущение, что в него вкололи тысячу булавок.
— Могу быть вам чем-нибудь полезен, сэр?
— Поджарьте мне яичницу из дюжины яиц. Хлеб, только не поджаренный. И галлон кофе.