Лили.Посвящение в женщину
Шрифт:
И Рогожин тщетно силился что-то понять, усвоить… Он обладал и наслаждался телом Лили, но скрытая сущность его осталась по-прежнему далекой, недоступной, таинственной и загадочной, как было и тогда, когда он впервые увидел эту девушку.
Вглядываясь в красивое лицо Лили, Рогожин думал: «Вот я целовал этот лоб, но разве я знаю, какие мысли скрывает он? Я целовал эти манящие губы, но разве знаю, какие слова любви и страсти будут они шептать тому, кто заменит ей меня потом?.. Прижимаясь к груди Лили, я слышал, как трепетно бьется ее сердце, но — откуда я знаю, — быть может, это сердце
И воображение рисовало Рогожину странную, загадочную картину, — такую же странную и загадочную, как и вся жизнь. Когда-то, в далекие доисторические времена, вместо мужчины и женщины было одно целое существо, имевшее тело и душу. Потом это существо раздвоилось, и обе половины, вечно несчастные в разлуке между собой, вечно стремящиеся снова слиться воедино, тщетно силятся достигнуть этого путем безумных объятий, путем удовлетворения вечно ненасытной животной страсти…
— О, как же я люблю тебя… — в тоске шептал Рогожин.
И все больше и больше хотел проникнуть в загадочную тайну гармонии и красоты тела Лили, в то, что составляло его сущность, что было скрыто в самых сокровенных тайниках и без чего тело представляло собой лишь труп.
И вдруг, может, под влиянием долгого и напряженного взгляда Рогожина, с лица Лили исчезла тихая улыбка, пропали чарующие ямочки на розовых щечках, пунцовые губы плотно сжались и скрыли ровные жемчужные зубы. На лице Лили появилось выражение страдания, муки.
Она открыла большие черные глаза — глубокие, как бездна, и темные, как ночь. И, устремив взгляд на склоненного над ней Рогожина, Лили встревоженно и со страхом чуть слышно прошептала:
— Что с тобой? Зачем ты так глядишь на меня?.. И тот страх, который так внезапно почувствовала Лили, почувствовал и Рогожин.
Лили вздохнула в тоске и снова спросила:
— Что с тобой? О чем ты задумался?
Но Рогожин не нашел, что ответить. Он опустил голову на подушки и замер.
Лили приподнялась, затем склонилась над Рогожиным, с жадным любопытством заглянула в его бледное, задумчивое лицо и вдруг что-то поняла, постигла инстинктом, присущим только одним женщинам. Порывисто обхватив нежными руками шею Рогожина, она прильнула своими губами к его губам.
И воля, и рассудок Рогожина опять подчинились диким, первобытным желаниям и порывам зверя, а в сердце снова проснулась несбыточная надежда удовлетворить мучительное стремление полного слияния с Лили.
Старания Лили быть прилежной ученицей в искусстве любви приятно удивляло Рогожина. Особенно его поражало, что она без прежнего ужаса смотрит на главный предмет его мужской
«Поразительно, как уживаются в ней одновременно скромность и возбуждающая мужской пыл склонность к разврату, — думал Рогожин. — Она рождена по подобию древнегреческих гетер, у которых красота и изысканность сочетались с пониманием того, как доставить мужчине утонченное физическое наслаждение».
Под утро, когда удовлетворенный и довольный Рогожин шутливо спросил возлюбленную, не читала ли она до их встречи древних поэтов, например, Овидия, который в своей «Науке любви» советовал римлянкам: «Та, что лицом хороша, ложись под мужчину, раскинувшись навзничь; та, что красива спиной, спину подставь напоказ», Лили в ответ со скромной улыбкой процитировала ему того же поэта: «Мила-нионовых плеч Атланта касалась ногами. Вы, чьи ноги стройны, можете брать с них пример».
XXVI
Стояла уже зима, и сезон в Москве был в полном разгаре.
Но Лили никуда не выезжала. Она была беременна и переживала то особенное состояние, которое испытывают все женщины в ожидании первого ребенка.
Внутри нее началась другая, странная и неведомая ей жизнь, которая с каждой неделей все более и более давала о себе знать…
— Я беременна! — вся вспыхнув и покраснев, однажды объявила Лили Рогожину.
Тот страшно растерялся и не в состоянии был вымолвить ни единого слова. Схватившись за голову, Павел Ильич беспомощно опустился на стул, задыхаясь от волнения.
Лили с удивлением посмотрела на него, насмешливо улыбнулась и пожала плечами.
— Чего ты? Что с тобой? — спросила она.
— Отчего ты не хочешь узаконить наш союз? Неужели тебя не беспокоит участь твоего будущего ребенка? Пойми, что этот ребенок не только твой, но и мой!.. — вкрадчиво убеждал ее Рогожин, впрочем, постоянно срываясь на нервный тон. — Прежде я просил, а теперь требую, чтобы ты обвенчалась со мной… Я хочу иметь законное, всеми признанное право называться отцом своего ребенка.
— Я тебя понимаю, но… — начала Лили и вдруг в ужасе замолчала.
Она хотела было сказать, что отец этого ребенка — Далецкий и что если бы он, Рогожин, знал это, то не только не пожелал бы сделать ее своей женой, а напротив, немедленно выгнал бы ее, как собаку, из дому.
Лили пошатнулась и, чтобы не упасть, схватилась руками за стол.
— Что ты хочешь сказать?! — вскрикнул Рогожин и, вскочив с места и вплотную подойдя к Лили, впился в ее смущенное лицо испытующим взглядом.
Лили молчала, опустив голову и вздрагивая всем телом.
— Что ты хочешь сказать? — глухо и протяжно повторил Рогожин. — Что значит это «но»?
Лили пересилила себя и смело взглянула Рогожину прямо в глаза.
— Я… я не могу быть твоей женой… — чуть слышно прошептала она.
— Почему?
— Потому что не знаю, твой ли это ребенок, которым я сейчас беременна.
Дикий стон вырвался из груди Рогожина. Схватив Лили за руки, он сжал их, точно клещами, притянул ее к себе и обдал ее лицо горячим дыханием.