Лилии полевые. Покрывало святой Вероники
Шрифт:
– Кто это? – шепнул Альбин рабу.
– Не бойся; эти люди будут сопровождать нас. Они христиане.
– А разве идти так опасно?
В сердце Альбина вдруг заполз какой-то непонятный страх. Тораний уклонился от прямого ответа.
– Благоразумие и осторожность никогда не излишни, – ответил он.
Небольшая группа зашагала по уснувшему городу. Но, к счастью, ночь была темная, безлунная; идти приходилось осторожно, тем более что по ночам римские улицы не освещались. Впрочем, Альбин был рад темноте, благодаря которой его совершенно
– Кто это? – спросил Альбин с испугом.
Тораний, присмотревшись к шествию, успокоительно ответил:
– Не бойся, это патриции со своими рабами идут с веселой пирушки.
Действительно, скоро с ними поравнялась толпа рабов, среди которых, пошатываясь, шли римские молодые кутилы. Последние кричали, спорили, смеялись. Пропустив эту группу, Тораний со спутниками двинулись дальше. Но скоро им пришлось свернуть в другую улицу, потому что где-то недалеко раздались шаги солдат ночного обхода. Послышались звуки оружия. Приходилось быстро уходить от этой действительной опасности. Но вот и Номентанская дорога.
Здесь было уже безопасно.
– Скоро ли придем? – спросил Альбин, чувствуя усталость.
– Вот еще немного, а там и дом Гиспаниллы.
Дорога сделала резкий поворот. Вдали открылась роща оливковых деревьев, около которой находился небольшой дом. Сюда-то Тораний и направил свои шаги. Небольшую группу встретила собака, которая подбежала сначала к Торанию, весело замахала ему хвостом и зарычала было на Альбина. Но Тораний ласково погладил собаку и велел то же самое сделать Альбину. Собака успокоилась. Тораний постучал в калитку. Их, очевидно, ждали, потому что сейчас же послышался крик:
– Кто стучит?
– Отвори, Секст. Это мы.
Дверь моментально отворилась.
– Да благословит Господь ваш приход и твой, благородный Альбин! Мы несказанно рады тебе. Милости прошу к нам.
В это самое время из дома выбежал со светильником в руке Люций:
– Альбин! Ты ли это? Тебя ли я вижу?
– И я рад тебя видеть. Да хранят тебя… – он запнулся и замолчал.
Он хотел добавить «боги», но сообразил, что такое приветствие неприлично в христианском доме. Люций как христианин не верил в языческих богов, но сам окончил за своего товарища его пожелание:
– Ты хотел сказать мне: «Да хранят тебя боги». О, как бы я желал, чтобы ты, рано или поздно, но сказал: «Да хранит тебя Господь!». И вот теперь от всего моего сердца скажу тебе: «Да хранит тебя Господь Христос!».
Друзья обнялись. Альбин в порыве радости забыл, что Люций христианин и что на христиан возводятся такие страшные клеветы.
– Но не устал ли ты? – спросил Секст.
– Ничего, отдохну. Я люблю ходить.
– Милости прошу в наш дом, – засуетился Секст, – ты, благородный Альбин, самый желанный для нас гость.
– Рад это слышать.
Альбина повели в дом, где его встретила Гиспанилла с дочерью.
– Да хранят тебя боги, благородный патриций.
Альбин удивился такому приветствию:
– Как, разве ты…
– Ах, моя сестра еще не христианка, – тяжело вздохнул Секст, – но мы молим Бога и надеемся, что она будет христианкой.
– Но о христианах говорят так много ужасного, – не удержался и проговорил Альбин, усаживаясь на стул.
– И говорят совершенно напрасно, Альбин! – вскричал Люций.
– Сознаюсь, я как-то и раньше мало верил тому, что рассказывали о вас.
– Скажи мне, Альбин, ты больше не ходишь к Назидиену?
– Я с того же злополучного дня перестал ходить к нему.
– О, как нам благодарить тебя, Альбин, что ты заступился за Люция, – со слезами на глазах произнес Секст, – если бы не ты, то моего сына тогда же схватили бы. Да пошлет тебе Господь всякого счастья и благополучия в здешней жизни и будущей! Мы всегда молимся и будем молиться за тебя!
– Да, дорогой Альбин, если бы не твоя защита, то я попался бы в руки римских солдат. Благодарю тебя.
– Не благодари, ведь мы с тобою друзья, а разве друзья не должны выручать друг друга?
– Да, ты сказал правду.
– Но, сын мой, знаешь ли ты, что у нас, христиан, одна из высших заповедей есть искренняя, бескорыстная любовь друг к другу? – спросил Секст.
– Этого я не знал.
– А между тем наш Спаситель Христос дал нам заповедь: любите друг друга так, чтобы безбоязненно можно было умереть один за другого. Знает ли Рим такую заповедь? О, нет! У вас царит право. Сострадания и жалости у вас нет. Римляне убивают нас только за то, что мы любим друг друга и таким образом выполняем закон Христов.
– Удивительное учение, – сорвалось у Альбина.
– Да, соглашаюсь с тобою, для вас, язычников, оно удивительное! Нас самих приводят в ужас те рассказы, которые распространяются о нас в вашем обществе.
Тут Секст поднял руки к небу, и из груди его вырвался горестный вопль:
– О, великий и дивный Боже, сними с нас эту клевету! Рассей тьму и просвети Рим светом Твоего учения!
Он шептал какую-то молитву. В комнате настала минутная тишина. Слышалось веяние чего-то непостижимого и таинственного. Какая-то неведомая струна зазвучала в душе Альбина. Его сердце невольно прониклось доверием к старику. Чувствовалось, что он говорит правду.
– Нет, мы не пьем кровь невинных младенцев и не кланяемся ослиной голове, – продолжал Секст. – Мы собираемся на молитву, поем хвалу нашему Спасителю и помогаем друг другу, кто чем может. Вот сейчас должен прийти наш пресвитер. Он подробно разъяснит тебе все.
– Вероятно, ваш Спаситель был очень добрый, если Он предписал такую любовь?
– Да, доброта Его превосходит наше разумение. По любви к людям Он пострадал на кресте и воскрес из мертвых!
– Воскрес из мертвых? – переспросил со страхом и изумлением Альбин.