Лилии распускаются в полночь
Шрифт:
Зайцев подпрыгнул.
– Да должен же сюда кто-то прийти! Что, про нас забыли совсем? Ужин в разгаре, не могли парни без нас пойти!
Он сызнова забарабанил по двери, а мы стали кричать так громко, как только могли. Через некоторое время выдохлись, Руслан сел, а мы замолчали.
Прошло минут десять, пытаясь отвлечься от мыслей о холоде, я поняла, что мы так и не спросили, что именно увидел на телах погибших патологоанатом-дилетант.
– Руслан!
– А?
– Ты сказал, что нашел что-то, когда осматривал
Он глубоко вздохнул.
– Теперь уже трудно о чем-то говорить, свет выключили очень вовремя, я не успел рассмотреть. Но мне показалось, что в районе шеи у обеих женщин подозрительные отметины, похожие на кровоподтеки.
– Может, они ударились, когда падали? – предположил Макс.
– Куда падали, на шею? Как надо так изловчиться? И потом, странность заключается в том, что они в одинаковых местах у каждой жертвы. Но что это может быть, я не могу понять? Может, следы от инъекций? Только я не видел самого прокола, хотя, повторюсь, света недостаточно.
– А почему же местный врач это не определил? – удивилась я.
– След очень маленький, он, наверное, не приглядывался толком.
«Тем более, ему не велели, – сказала я про себя. – Если верить капитану».
Я чихнула еще раз и не поняла, что это было: подтверждение правдивости моей мысли или первая стадия заболевания.
Руслан с другого бока прижался ко мне сильнее, видно, тоже замерз, и заметил:
– Ты вся дрожишь. Тебе так холодно?
– Очень.
– Сосуды проверяла? Говоришь, всегда мерзнешь, значит, дело в сосудах.
– Ну полечи ее, – встрял Максим с сарказмом. – Нажми на какую-нибудь интересную точку, чтобы она согрелась. – А сам еще сильнее прижал к груди мою голову. Я испугалась, что мне грозит травма черепа, оттого вырвалась.
Руслан, очевидно, нашел какую-то пошлость в высказывании, потому рыкнул в ответ:
– Паршивый у тебя юмор! И если бы я мог ей как-то помочь, то уже бы помог, как ты считаешь?!
– Ты не можешь мне помочь, а вот Максим может.
– Как это? – поразился тот.
Я отстранилась от обоих и встала. Сперва пошатнулась, но, слава богу, не упала. Растерла ноги, которые занемели от долгого сидения, и решила расставить все точки над «и»:
– Мне надоели эти игры. Это уже не шутки, я действительно замерзаю. И если ты можешь открыть эту долбанную дверь, будь любезен, сделай это!
Не знаю, что на меня нашло. Видимо, виноват стресс и ненависть к морозу. До последней секунды я не собиралась говорить ничего о его способностях. Но чаша была переполнена.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – испуганно залепетал парень, глядя на меня во все глаза. А Зайцев, напротив, почему-то опустил голову.
– Ах, не понимаешь?! Что ж, я тоже не понимаю. Я не понимаю, как ты заставил стакан лететь вверх, когда он падал! Я не понимаю, как ты дверь закрыл в каюте, сидя на кровати! Если у тебя имеются какие-то
Я говорила сумбурно, первое, что приходило на ум, первое, что выплескивалось из раненого сердца, и, сказав последнее слово, заплакала.
Они оба молчали, но когда первая слеза покатилась из моих глаз, Макс с удрученным видом поднялся и тихо произнес:
– Ну хорошо. Я действительно должен кое в чем признаться.
Стоило зазвучать его голосу, как Руслан, все еще сидя, вскинул голову и схватил его за руку:
– Зачем?!
У меня бешено заколотилось сердце. Неужели я стою на пороге открытия чего-то неведомого? О чем ранее слышала только в документальных программах по телевизору? Или на форумах с заголовками «Страшные истории»? Да, его друг не хотел, чтобы Нечаев рассказал о себе правду, но на лице последнего читалась решимость, что он и подтвердил, обернувшись на приятеля:
– Ну, а как еще?
В ту секунду, когда Руслан снова опустил голову, а Максим поднял на меня глаза с готовностью доверить какую-то тайну, со стороны коридора послышались шаги. Даже не шаги – какой-то топот. Следом донеслись крики:
– Юля! Юля, где ты?!
– Катька! – обрадовалась я.
Дверь тут же распахнулась. Любимова была одна – взлохмаченная, напуганная, задыхающаяся.
– Как ты дверь открыла? – спросил Руслан, поднимаясь. – У тебя есть ключ?
– Нет, – растерялась она, – дверь на задвижке была…
Ах, вот оно что! А мы, когда заходили, ее не заметили – не до того было.
Троица быстро вывалилась наружу.
– Ты спасла нас! – благодарно кричала я, пытаясь обнять подругу, но та лишь уклонялась:
– Не время! Идем.
Короткими перебежками, постоянно озираясь по сторонам, мы добрались до своих кают. Любимова на пороге нашей застыла. Словно призрак увидела.
– Ты чего не заходишь? – удивилась я, кидаясь к шкафу в поисках теплых вещей. Хотелось натянуть на себя все и сразу. А потом еще лечь в постель, укутаться в одеяло и пить горячий чай с малиной.
– Его нет! – выдохнула подруга, болезненно бледная, как будто это ее продержали шестьдесят минут на холоде.
– Кого?
– Громова! Он здесь сидел, мы ужинали.
– Ну хорошо. Ты ушла, и он ушел. Что в этом такого?
– Да нет же! – Катька начала заламывать руки, глядя на пустой стул, затем обратилась ко мне: – Расскажи, как все было? Кто вас запер?
– Я не знаю! Мы были внутри, когда дверь просто щелкнула и погас свет.
– Зато я знаю. Это сделал Громов.
– Как? Он же был с тобой? Или он отлучался?