Лилия
Шрифт:
Поэтому когда отец или няня Тафита принимались упрекать меня в том, что негоже девушке одной бродить незнамо где, меня это удивляло, вводило в ступор, я честно не могла понять: как это можно запретить человеку быть самим собой?
Вот и сейчас я собрала непослушные волосы в хвост, надела простое тёмное платье и удобные плоские туфли-тапочки и, выйдя за калитку сада, который со всех сторон окружал мой дом, бодро зашагала туда, откуда доносились звонкие голоса продавцов, перебранка матросов, смешки, улюлюканье детворы, лай собак и рокот моря…
Поместье, принадлежавшее моему отцу, которое он в свою очередь получил от своего, а тот выкупил у разорившегося барона или графа, было расположено на холме. И дорога до рынка занимала всего минут десять, так как идти нужно было под гору.
С вершины холма был виден весь
Я пробежала по узким улочкам, ловко уворачиваясь на перекрёстках от повозок и их раздражённых владельцев.
В рядах с фруктами приглядела свежую черешню и, купив целую плошку, теперь вот шла и, щурясь от солнечных бликов, то тут, то там отражающихся от какой-нибудь очередной позолоченной вещицы, уплетала сочные ягоды. Жизнь сейчас казалась такой ладной, такой настоящей.
Заглянув к знакомому пекарю, купила несколько булок и, поблагодарив, направилась к самой крайней улочке, сразу за которой начинался песок.
В этом году рынок заметно разросся, и я с интересом рассматривала недавно пристроенные лавочки, жавшиеся к домам и крайне неуверенно предлагавшие прохожим свои товары. А среди них было много чего интересного: и ковры с заморскими причудливыми рисунками, и одежда, расшитая камнями и металлическими спиральками, ароматные специи, башмаки с задранными носами, шкатулки…
Дальше начинались продуктовые ряды, а ещё дальше был порт. Чтобы покормить чаек, мне нужно было идти в противоположную от порта сторону, но мой взгляд зацепился за толпу мальчишек, сгрудившихся вокруг кого-то. Всё бы ничего, но дети вели себя очень тихо, и мне стало нестерпимо любопытно – это насколько же должно быть интересным то, что они там рассматривают, чтобы так овладеть детским непостоянным вниманием?
Закинув последнюю черешню в рот, беспечно направилась в сторону толпы в надежде увидеть что-то необычайное. По мере приближения до меня начал долетать голос.
– …На самом дне изумрудного моря в самой глубокой подводной пещере лежит огромная перламутровая жемчужина. Говорят, что если её достать, то вся морская вода выльется, потому что та жемчужина закрывает собой дырку, которую случайно проделал в земле пальцем один из древних великанов.
– А ещё! Расскажи ещё! – вдруг ожили дети и запрыгали вокруг рассказчика. Я привстала на цыпочки, чтобы увидеть, кто это там, и увидела…
Ойкнув, спряталась за удачно оказавшиеся рядом бочки. Присела на корточки, зажала рот рукой. Это же он? Я ведь не обозналась?? Да нет, эти белые, словно выгоревшие на солнце, сухие волосы по плечи и странные острые уши я, наверное, на всю жизнь запомнила. Что он там говорил? До первых жёлтых листьев будет тут?
Попыталась незаметно выглянуть из-за бочки. Прислушалась.
– Ну-у-у, что вам рассказать… – Неловко перекатывая во рту звуки, пришелец задумался. – Может, про хитрую макрель?
– Расскажи! Расскажи! – раздалось детское разноголосое, и почти мгновенно на смену ему пришла внимательная сопящая тишина.
– Хорошо, – кивнул парень и достал из сумки вытесанную из куска дерева небольшую статуэтку в форме рыбы. – Вот, это макрель. – объявил блондин, заправив за острое ухо свои белые волосы. Дети вокруг восторженно заохали. – Не смотрите на то, что она с виду ничем не примечательна, это рыба, которая однажды победила кита! – Дети поражённо выдохнули. – Конечно, удивительно, – подтвердил чужестранец. – Эта малявка примерно настолько же меньше кита, насколько песчинка меньше вот этого валуна. – Парень показал своим когтистым пальцем на лежащий неподалёку осколок скалы. – Так вот. Раньше большой кит очень любил полакомиться крупной жирной рыбкой. Лосось, форель, тунец – для него не было разницы. Встретит косяк, обязательно заглотит целиком и плывёт себе дальше, сытый и довольный. Но однажды, завидев группу аппетитных тунцов, кит уже раскрыл было пасть, но вдруг услышал пронзительный крик: «Да как такое возможно-то?! Куда смотрит морской царь?! Где это видано, чтобы честных граждан сотнями глотали?» Кит, привыкший слышать только песни таких же китов, как он, вздрогнул и закрыл пасть, не проглотив ни единой рыбки. Исполин поспешил уплыть от неприятного пронзительного голоса, который верещал, казалось,
Тишина длилась всего секунду. Поняв, что рассказ окончен, дети снова заголосили:
– Ещё! Расскажи! Расскажи!
– Хорошо, но эта история будет последней на сегодня, – предупредил блондин.
Дети дружно закивали.
Кто-то из ребят неуверенно попросил:
– А можно про чудовищ?
– Про чудовищ? – Парень удивлённо изогнул белёсую бровь.
Ребята дружно закивали. Хотя у каждого глаза заранее уже были с небольшое блюдце.
– Ладно. Про чудовищ так про чудовищ, – тяжко вздохнул пришелец. Его лицо, от которого до сего момента вроде как исходил свет, помрачнело, словно облако заслонило невидимое солнце. Он убрал деревянную статуэтку макрели в свою потрёпанную сумку и начал рассказ: – Больше всего жители морских глубин боятся не большого кита с его недюжинным аппетитом и не серых акул, день и ночь высматривающих свою добычу, ведь и кит, и акула имеют душу и разум и с ними можно договориться, а когда и обмануть. А вот когда на изумрудной поверхности появляется тень, тогда стоит бежать без оглядки. Тень бесстрашна и бездушна, она не уступает мольбе и неподвластна жалости. Она берёт то, что ей нужно, оставляя за собой кровавые пятна на поверхности изумрудного океана. Но вам, – блондин посмотрел на обращённые к нему любопытные детские мордашки, – вам скорее покажется ужасным огромный одноглазый кракен, поднимающийся из тёмных таинственных глубин океана, чтобы сразиться с этой тенью…
По рядам маленьких слушателей пробежал испуганный шепоток:
– Кракен…
– Ты слышал?
– Тот, что топит корабли…
– Мне папа про него рассказы…
– Чш-ш-ш!
– Пит, замолчи! Слушай…
Пришелец грустно улыбнулся.
– Да, кракен. – Подняв руки и растопырив когтистые пальцы, парень грозно свёл над переносицей белёсые брови и закачался из стороны в сторону. – Это древнее чудовище больше, чем дом, в котором вы живёте… – страшным голосом протянул он.
– И даже больше корабля? – осторожный полушёпот раздался из притихшей толпы.
– Определённо больше, – кивнул блондин. – Когда кракен поднимается на поверхность, его щупальца вырываются из воды, каждое величиной с исполина. Они заслоняют собой солнце, и кажется, словно среди бела дня вдруг наступила ночь. Если кракен откроет свою пасть, то он запросто может проглотить половину моря. А своим воплем это чудовище способно дробить камни и рушить горы.
– Мой папа видел такого, – не выдержал один из мальчишек.
– Да всё ты врёшь, твой папа дальше залива никуда не уплывал! – с завистью закричал другой.
– А вот и уплывал! – разозлился мальчишка и, сжав кулаки, приготовился тумаками доказать, что он говорит правду.
– Пит! – долетел со стороны жилых домов женский голос. – Пит, пора ужинать!
– Ладно, что на дураков силу тратить, – буркнул Пит и, показав язык, что есть мочи побежал в сторону дома. Остальные мальчишки посрывались со своих мест и рванули вдогонку, громко голося и размахивая кулаками.
Чужестранец остался один. Он усмехнулся, наблюдая за тем, как Пит всё же добежал до дома и, скрывшись за спасительной дверью, теперь строил гримасы вопящим на улице мальчишкам, выглядывая из окна второго этажа. Но вот за ним появилась недовольная женщина и выписала подзатыльник задире. Пристыженный Пит скрылся в комнате, а его мама – несомненно, это была она – закрыла окно и задёрнула занавеску.