Лирика вагантов в переводах Льва Гинзбурга

Гинзбург Лев

СВЯЩЕННИК И ВОЛК [67]

Эй, братцы! Навострите уши хочу потешить ваши души, но есть особая изнанка у незатейливого шванка. Поп — деревенский старожил своих овечек сторожил, поскольку после каждой стрижки звенело у него в кубышке. Ах, как родных детей — отец, лелеял поп своих овец… Но вот несчастье! В том поселке внезапно появились волки и, не имеючи сердец, нещадно крали тех овец, чтобы полакомиться в чаще едой, что всяких лакомств слаще. Наш поп, обиженный судьбой, решил пресечь такой разбой, и в лес направился он прямо, чтоб ночью вырыть волчью яму. Свой замысел продумав тонко, он в яму поместил ягненка, и

вот, знакомый чуя дух, волк на приманку в яму — бух! Явив завидную смекалку, поп длинную хватает палку, желая волку в глаз попасть: мол, мы тебя отучим красть! Но хитрый волк, сидевший в яме, своими острыми клыками вцепился в палку что есть сил и старца в яму затащил. Теперь, возьмите это в толк, их в яме двое: поп и волк. Священник, глядючи на волка, молитвы шепчет втихомолку: «Господь, — твердит он, заикаясь, я пред тобой смиренно каюсь, что, осквернив поповский сан, нещадно грабил прихожан. Я имя господа порочил, я людям головы морочил и, злее лютых обирал, сирот невинных обирал. Тобой подвергнутые мести, мы с волком здесь подохнем вместе. Яви же милосердья чудо и дай мне выбраться отсюда!» Всю ночь промаялся старик. Вдруг волк ему на шею — прыг, и мигом выбрался на волю, осуществляя божью волю. Сбежалась вскорости толпа. Из ямы извлекли попа. Он с этих пор живет — не тужит и, чистый сердцем, богу служит.

67

Священник и волк. — Из «Кембриджской рукописи».

МОНАХ ИОАНН [68]

Спешу поведать вам сейчас мной в детстве слышанный рассказ. Но, чтоб он был усвоен вами, перескажу его стихами. Жил коротышка Иоанн. Монашеский он принял сан, и по пустыне, бодрым маршем, шагал он вместе с братом старшим. «Ах, мой любезный старший брат! Мирская жизнь — сплошной разврат! Мне не нужна еда и платье. Поддержка мне — одно распятье!» Резонно старший возразил: «Кем ты себя вообразил? Неужто истина, дружище, в отказе от питья и пищи?» «Нет, — отвечает Иоанн, твои слова — самообман. Постом изматывая тело, мы совершаем божье дело!» Дав сей торжественный обет, в сутану ветхую одет, он с братом старшим распростился и дальше в странствие пустился. Подставив солнышку главу, он ел коренья и траву, стремясь достичь высокой цели… Так длилось более недели. На день десятый наш монах вконец от голода зачах и поспешил назад, к деревне, где брат его гулял в харчевне. Глухой полночною порой он стукнул в ставенку: «Открой! Твой брат несчастный — на пороге, и он вот-вот протянет ноги. Изнемогаю без жратвы!» Но старший брат сказал: «Увы! Для тех, кто ангелоподобны, мирские блюда несъедобны!» Монах скулит: «Хоть хлебца дай!» Хохочет брат: «Поголодай! В питье и пище — проку мало, а здесь у нас — вино да сало!» Взмолился бедный Иоанн: «На что мне мой поповский сан! Пусть голодают херувимы, а людям есть необходимо!» Ну, тут его впустили в дом… Сказать, что сделалось потом? Монах объелся и упился и, захмелев, под стол свалился. А утром молвил Иоанн: «Нам хлеб насущный богом дан! Ах, из-за пагубной гордыни я брел голодным по пустыне! Попутал бес меня, видать! В еде — господня благодать! Видать, господь и в самом деле велит, чтоб пили мы и ели!»

68

Монах Иоанн. — Из «Кембриджской рукописи».

ОРФЕЙ В АДУ [69]

Свадьбу справляют они — погляди-ка славный Орфей и его Евридика. Вдруг укусила невесту змея… Кончено дело! Погибла семья. Бедный Орфей заклинает владыку… Где там! В могилу несут Евридику. Быстро вершится обряд похорон. Чистую деву увозит Харон [70] . Плачет Орфей, озирается

дико: «Ах, дорогая моя Евридика!..» Но Евридика не слышит его: ей не поможет уже ничего. «Ах, ты была мне мила и любезна… Впрочем, я вижу, рыдать бесполезно. Надо придумать какой-нибудь трюк. Только б не выронить лиру из рук. Очень возможно, что силой искусства я пробудить благородные чувства в царстве теней у Плутона смогу и Евридике моей помогу…» Стоит во имя любви потрудиться!.. Быстро Орфей в свою лодку садится и через час, переплыв Ахерон, в царство вступает, где правит Плутон. Вот он, прильнувши к подножию трона, звуками струн ублажает Плутона и восклицает: «Владыка владык! Ты справедлив! Ты могуч и велик! Смертные, мы твоей воле подвластны. Те, кто удачливы или несчастны, те, кто богаты, и те, кто бедны, все мы предстать пред тобою должны. Все мы — будь женщины мы иль мужчины не избежим неминучей кончины, я понимаю, что каждый из нас землю покинет в назначенный час, чтобы прийти под подземные своды… Но не болезнь, не законы природы, не прегрешенья, не раны в бою ныне сгубили невесту мою. О, неужели загробное царство примет невинную жертву коварства?! О, неужель тебе не тяжела та, что до старости не дожила?! Так повели же с высокого кресла, чтобы моя Евридика воскресла, и, преисполнясь добра и любви, чудо великое миру яви. Платой за это мое песнопенье пусть мне послужит ее воскресенье. Сделай, о, сделай счастливыми нас пусть не на вечность! Хотя бы на час! Пусть не на час! На мгновенье хотя бы! Будь милосерд, снисходителен, дабы, сладостный миг ощутивши вдвоем, Мы убедились в величье твоем! Верь, что тотчас же, по первому зову, мы в твое лоно вернуться готовы и из твоих благороднейших рук примем покорно любую из мук!»

69

Орфей в аду. — Из стихов примаса Гуго Орлеанского. Переосмысление Овидия в духе песен вагантов. Мольба о воскрешении Евридики, которую мы находим в стихотворении Гуго Орлеанского, лексически почти совпадает с соответствующим местом из «Метаморфоз». Однако поэт-вагант придает этой мольбе совершенно иную, более простонародную и живую интонацию.

70

Чистую деву увозит Харон… — Харон — в греческой мифологии перевозчик теней умерших.

«Ложь и злоба миром правят…» [71]

Ложь и злоба миром правят. Совесть душат, правду травят, мертв закон, убита честь, непотребных дел не счесть. Заперты, закрыты двери доброте, любви и вере. Мудрость учит в наши дни: укради и обмани! Друг в беде бросает друга, на супруга врет супруга, и торгует братом брат. Вот какой царит разврат! «Выдь-ка, милый, на дорожку, я тебе подставлю ножку», ухмыляется ханжа, нож за пазухой держа. Что за времечко такое! Ни порядка, ни покоя, и господень сын у нас вновь распят, — в который раз!

71

«Ложь и злоба миром правят…» — Из «Carmina Burana».

ВОСХВАЛЕНИЕ ИСТИНЫ [72]

Правда правд, о истина! Ты одна лишь истинна! Славит наша здравица ту, что может справиться со лгунами грязными, с их речами праздными, с пресвятыми сворами, что живут поборами, с судьями бесчестными, в сих краях известными, с шайкою мошенников в звании священников, с теми лежебоками, что слывут пророками, с бандою грабителей из иных обителей, христиан морочащих, господа порочащих!

72

Восхваление истины. — Из «Carmina Burana».

ПРИМЕЧАНИЯ

В основу книги положены: «Carmina Burana» — латинские и немецкие песни вагантов, собранные и переведенные Людвигом Лайстнером (издание Эбергарда Броста, Гейдельберг, 1961); сборник «Поэзия вагантов» (издание и перевод Карла Лангоша, Лейпциг и Бремен, 1968); «Гимны и песни вагантов» Карла Лангоша (Берлин, издательство «Рюттен и Ленинг», 1958); книга Хорста Куша «Введение в латинское средневековье» (Берлин, 1957); «Немецкая лирика средневековья» Макса Верли (Цюрих, 1962); сборник Гергарда Эйса «Средневерхненемецкие песни и шпрухи» (издательство «Макс Хюбер ферлаг», Мюнхен, 1967); «Поэзия Западной Европы» (Мюнхен, 1967); «Небо и ад странствующих» Мартина Лёпельмана (Штутгарт) и другие сборники.

Ряд текстов предоставлен переводчику библиотеками Лейпцигского (ГДР) и Мюнхенского (ФРГ) университетов.

Все стихи (за редкими исключениями) на русский язык переводятся впервые.

Лев Гинзбург