Шрифт:
Глава 1
Из соображений здоровья
«И теперь, когда я вынужден заканчивать свое выступление, ибо время дорого, я должен сделать несколько общих замечаний по сути вопроса».
Амиц Дольникер повысил голос, и удары его кулака по столу заставляли подпрыгивать стоящие на нем стаканы.
«Немало уже сделано, однако велики дела, что ожидают нас ныне!
Борьба за независимость нашего государства продолжается! Борьба за общенациональную дисциплину — продолжается! Борьба за укрепление
И здесь, по сути в начале выступления, с Амицом Дольникером случился сердечный приступ. Динамичный политик, низкорослый, неряшливо одетый, вот уже два часа притягивавший к себе внимание публики обаянием своей неисчерпаемой речи, вдруг вздрогнул и схватился за сердце. Он покраснел, на лбу тревожным образом проступили жилы. Публика только через несколько минут поняла, что происходит нечто необычное, ибо сперва увидела в наступившем молчании лишь паузу, взятую профессиональным оратором для усиления воздействия на аудиторию. Однако когда Дольникер упал лицом на стол, тревожный шум прокатился по залу.
— Врача! Врача! — закричали из первых рядов. Некоторые из слушателей бросились к трибуне, но всех опередил высокий тощий парень, что кинулся к Дольникеру со стороны и оттащил его в одну из прилегающих комнат. Там он усадил политика на стул, расстегнул ему воротник и распахнул окна.
— Пожалуйста, Дольникер, сидите не двигаясь и прекратите разговаривать, — сказал он. — Сейчас я позову водителя…
— Нет, Зеев, нет! Ни за что! — проговорил Дольникер задыхаясь и попытался встать. — Мне надо вернуться в зал, товарищи приехали издалека, чтобы меня послушать…
— Я вас умоляю, не упрямьтесь хоть сейчас! — процедил Зеев сквозь зубы и легонько подтолкнул политика назад, чтобы тот сел. Выйдя из комнаты, Зеев на всякий случай закрыл дверь на ключ. В коридоре секретарь Дольникера проложил себе дорогу через толпу и обменялся парой слов с журналистами, намеревавшимися проникнуть внутрь. Затем он поспешил к водителю, сидевшему в конце коридора, отозвал его подальше от зала заседаний и пролистал кучу газет.
— Поставь машину у входа, — велел он, — у старика снова приступ.
— Он сумасшедший, — заметил водитель. — Когда-нибудь он помрет во время выступления.
* * *
Дольникер оперся о спинку сиденья машины и потер тыльной стороной ладони нос, как делал обычно в минуты напряжения.
— Дружок, — обратился он к водителю слабым голосом, — пожалуйста, скорей домой. В восемь тридцать будут передавать мое выступление по радио.
Водитель нажал на газ.
— Зеев, что ты сказал прессе?
— Что у вас сердечный приступ.
— Не надо было этого говорить. Позвони в пресс-центр и заяви им, что у меня было лишь легкое головокружение и что я завтра утром возвращаюсь к обычной работе.
— Ладно, Дольникер, — сердито ответил секретарь, —
Политик как-то сник.
— Ладно, завтрашний день посвящу выздоровлению. Пока я не решил окончательно. Что там у тебя записано на завтра?
Секретарь вытащил толстый ежедневник из желтого кожаного портфеля, стоящего перед ним.
— Итак, вторник, Дольникер, — с трудом читал секретарь из-за тряски, — встречу в девять тридцать в канцелярии премьер-министра придется отменить — я еще, по правде, не успел просмотреть секретный отчет — потерял его где-то. Кстати, вы успели обработать стенограмму вашего выступления в подкомиссии?
— Да, я конец подсократил. Я в середине выступления начал с начала…
— Открытие благотворительной выставки керамики с целью помощи Лиге борьбы с туберкулезом — одиннадцать сорок пять.
— Это я беру на себя, — заявил Дольникер. — Чего они хотят?
— Обычное мероприятие. Вы должны поприветствовать собравшихся, сказать пару слов об искусстве керамики в Стране и в странах рассеяния и вручить первый приз лучшему, на ваш взгляд, произведению.
— Отлично. А что такое эта керамика?
— Такие маленькие скульптурки из глины.
— Да. У меня есть такие симпатичные штуки дома, рядом с кристаллами. Ну, сообщи им, что я не смогу прибыть, а только пошлю приветствие. По-моему, мы два года тому назад посылали такое поздравление по случаю открытия Музея цветов, поэтому тебе надо только немного текст изменить — и можно посылать. Разумеется, все «цветы»…
— Я знаю, Дольникер, — перебил секретарь, — что я — первый раз этим занимаюсь? В час дня — закладка краеугольного камня в основу здания центральной станции на ул. Зальцберг.
— Ну, туда мы просто забудем пойти. И передовицу я на завтра не успею отдать. Позвони в редакцию, скажи, что я плохо себя чувствую.
— Посмотрим, Дольникер, может, я сегодня вечером успею что-то написать.
— Зеев, дружок, я тебе говорю — меня так нагружают, только чтобы меня в могилу загнать. Однажды застанешь меня бездыханным…
— Господин Дольникер, — обратился водитель, — так не забудьте дать мне сейчас бумажечку насчет квартиры.
— Зеев напишет, а я подпишу.
— Извините, господин Дольникер, но совсем другое будет впечатление, если вы своей рукой напишете.
— Ну вот еще. Это просто катастрофа, господа, — горько произнес политик, — все я должен делать сам.
* * *
Солидная машина остановилась на окраине города у дома с потрескавшейся штукатуркой. Дольникер поднялся на второй этаж медленно, но без посторонней помощи. Он тут же включил радио, плюхнулся без сил в бархатное кресло и слабым голосом попросил «почту и прессу».
— Что нового в медицине — вещал приятный голос диктора. — Беседа с Амицом Дольникером о системе здравоохранения…