Лишний в его игре
Шрифт:
Ярослав смотрит на пробирки растерянно и понуро. Потом искоса поглядывает на меня: что я буду делать? Хочу его запутать. Быстро беру разные реактивы, лью в пустые пробирки, верчу их в руках, как фокусник — стаканчики. Ярослав пытается повторить за мной, но не успевает. В итоге я добавляю в пробирки с кислотами бромную воду, а он льет что-то другое: у него все пенится и выливается на тетрадь. Я прыскаю. Он злится.
Я записываю уравнение реакции, закрывая листочек ладонью. Ярослав пытается списать у соседа
Он замечает, что я заглядываю в его листок. Смотрит вопросительно, с надеждой: чтобы я проверил и сказал, есть ли ошибки. А уже звенит звонок с урока, все сдают свои листы… Химик просит сдать работы побыстрее.
Я выдираю из тетради пустой лист. Ярослав воодушевляется, думая, что я сейчас напишу ему правильную формулу. Но я, имитируя оценку, поставленную учительской рукой, вывожу на листе двойку и торжествующе протягиваю Ярославу. И тогда он в ярости выливает на лист с моей работой олеиновую кислоту…
Я в панике смотрю, как с моего листа исчезают чернила. Ярослав хохочет, я судорожно пишу работу заново, но не успеваю дописать до конца: злой химик просто выдирает лист у меня из рук! Сколько я ни упрашиваю его разрешить дописать одну маленькую строчку, он упрямится.
Вот так мы с Ярославом теперь отлично друг другу пакостим.
* * *
После занятия Катерина Николаевна протягивает мне пакет:
— Это тебе.
— Что там?
— Подарок.
Сердце стучит быстрее. Я очень редко получаю подарки, но обожаю их. Я достаю из пакета что-то объемное, довольно тяжелое, завернутое в упаковочную бумагу. Разворачиваю ее и вижу шикарный мужской портфель. Пахнет новой кожей.
Я в восторге смотрю на него, трогаю, глажу. Кожа такая мягонькая!
— Нравится? — с улыбкой спрашивает Катерина Николаевна.
— Не то слово. Но… — Я растерянно смотрю на нее. — За что?
— Просто захотелось подарить тебе что-нибудь. Мне показалось, он подойдет тебе лучше черного пакета! — Она подмигивает мне.
Я улыбаюсь. Да, определенно лучше. Мне не терпится взять в школу этот портфель и показать, как я теперь крут.
Я захожу в класс перед первым уроком. Ярослав уже на месте, считает свой капитал: мелочь и пару смятых десяток. Я демонстративно плюхаю портфель на парту.
— Ничего так! — Ярослав недовольно оглядывает мою обновку. — Кожа?
— Ага.
— Где намутил?
— Мама подарила. — Я выдерживаю небольшую паузу и уточняю: — Твоя.
Лицо Ярослава вытягивается. Он впадает в ступор на несколько секунд. А потом взрывается:
— Какого хрена она делает?
Его возмущение
— Может, она стала что-то понимать… — говорю я словно невзначай. — И о чем-то жалеть… Например, что столько лет давала так много тем, кто этого не заслуживает.
Ярослав прищуривается, сомневаясь в правдивости моих слов.
— Ты просто урод, Хмурь! Признайся: это не она, и ты соврал.
— Нет. Это она подарила, говорю же. Я не просил.
— Врешь. — Он пытается говорить спокойно и скрыть обиду, но надутые губы его выдают.
— Нет, не вру. А еще она сказала, что купит мне телефон. — Тут я привираю. Просто у меня нет телефона, но я о нем мечтаю. — А еще — что мы с ней пойдем в торговый центр и она купит мне любые шмотки, которые я захочу.
Вообще теперь очевидно, что я нагло вру. Но Ярослав взвинчен. В таком состоянии он все примет за чистую монету.
Он вцепляется в парту обеими руками. Кажется, еще секунда — и она полетит в стену. В глазах — бешенство и обида, много-много обиды, столько я никогда ни у кого не видел. Лицо от этого делается таким детским, несчастным. Даже жалко его становится на секунду. Наверное, я перегнул палку.
Не знаю как, но Ярослав справляется с собой. Вдруг взгляд его меняется, будто он обставил меня в дурака с погонами. Сердце екает: задумал очередную дрянь, надо быть настороже.
— Наслаждайся объедками со стола, уличная ты шавка, — говорит он брезгливо и отворачивается.
Оскорбление болезненное, но я понимаю, что все равно сделал ему больнее, и от этого чувствую злобное удовлетворение.
На втором и третьем уроке Ярослав со мной демонстративно не разговаривает и не смотрит в мою сторону. Словно сидит за партой один. После третьего урока он не идет в столовую: видимо, не наскреб достаточно мелочи. А я достаю завтрак, который Катерина Николаевна дала мне с собой: она теперь делает это каждый день. Аккуратно раскладываю еду: яблоко, йогурт, печенье «Вагон Вилс». Ем медленно, демонстративно смакую и издевательски говорю:
— М-м-м… Как вкусно! Какое печенье давала тебе с собой мама? Кажется, овсяное? А знаешь, что тут у меня? «Вагон Вилс»! А «Вагон Вилс» — это просто роллс-ройс среди печенья! Просто так не станешь разбрасываться «Вагон Вилсом», согласен? И будешь делиться им только с тем, кто тебе очень и очень дорог. Но тебе не предлагаю, тебе это все не нравится… Ты же это называешь… Как там? Объедками со стола?
Ярослав хмуро пыхтит и ничего не отвечает. Я слышу, как у него урчит в животе.
* * *