Лишний в его игре
Шрифт:
— Мама заставляла меня пить стиральный порошок, — выпаливаю я.
Яр смотрит на меня тупо:
— В смысле? Зачем ты его пил?
Ненавижу, когда в ответ на откровенность получаешь это убогое «В смысле?». Этим человек обесценивает все, что ты сказал, с сомнением уточняет: может, ты все же ошибся? Может, хотел сказать что-то другое? В нашей лодке сейчас такая атмосфера… Как будто все, что скажешь или сделаешь, останется здесь. В другом мире.
Я бы рассказал Яру, что раньше любимой забавой Нонны было давать мне «лекарство» —
Я бы рассказал Яру, как в детстве Нонна на много часов могла запереть меня в тесной, темной, жуткой кладовке без еды и воды. Там я мочился в контейнер, где Нонна хранит пуговицы.
Перед сном или перед тем, как уйти куда-то, Нонна наконец открывала дверь кладовки — но почему-то забывала об этом. Видя, как я выхожу наружу, она начинала орать: какого черта и как я выбрался? И если я говорил, что меня выпустила сама Нонна, она орала громче и добавляла к крикам затрещины. Поэтому позже я стал действовать по-другому. Услышав щелчок щеколды снаружи, я выходил не сразу, а только когда убеждался, что Нонна ушла по делам или спать.
Последний год Нонна, к счастью, не давала мне «лекарство» и не запирала. Ее забавы больше не такие жуткие.
Я бы много другого рассказал Яру про свое прошлое… Если бы не дурацкое «В смысле».
— Забей.
— Точно? — говорит он настороженно. Неужели все же почуял, что я собрался сказать что-то важное?
— Точно. Просто забей.
Наступает молчание. Если он настоит, если покажет, что жалеет о своем «В смысле?», я все же расскажу. Но нет. И я говорю совсем не то, что собирался:
— Когда мне было двенадцать, я переписывался с пятнадцатилетним парнем под видом девушки.
Ярослав прыскает со смеху.
— Что? Правда?
Я киваю. Мне досадно, что он так быстро переключился на другую тему и из его головы просто вылетело то, что я собирался ему сказать сначала. Но он уже допытывается:
— Как ты с ним вообще познакомился?
— Ну есть же всякие журналы типа COOL и «Молоток», и там на последней странице всегда объявления о знакомствах.
— Типа «Мрачный гот ищет сумрачную подругу, которая будет писать ему траурные письма»?
— Ага, что-то такое.
— И почему ты написал парню?
— Уже не помню. Может, в том выпуске не было симпатичных девушек. Может… ха! — вспоминаю я. — А ведь он действительно выглядел каким-то мрачным, хмурым.
— Увидел в нем родственную душу?
— Возможно.
— Там же нужна фотка. Чью ты отправил?
— Покопался в альбомах брата. Выбрал фотку какой-то его одноклассницы, она мне показалась самой взрослой и симпатичной.
Ярослав закрывает рукой лицо, показывая, какой смешной и нелепой кажется ему эта ситуация. Видно, что он сгорает от любопытства.
— Ты просто идиот! — весело говорит он. — Что ты ему писал?
— Да выдумывал всякую чушь… Что мы с семьей путешествуем по миру, были даже в Африке и Австралии. Вроде бы он верил. Но потом я немного заврался. И когда уже стал описывать свой мотоцикл и как я на нем рассекаю по Америке, мне кажется, он меня раскусил. Потому что на то письмо он не ответил. А я больше не писал.
Ярослав еще долго смеется и подкалывает меня. Моя история сильно подняла ему настроение.
Мы делаем вторую попытку лечь спать. Укладываемся, заворачиваемся в брезент. Еще какое-то время смотрим на звезды, передаем друг другу сладкие часики. На резинке остались одинокий циферблат и пара бусинок.
Интересно, как теперь изменятся наши отношения? Наверное, к лучшему, ведь за день мы столько пережили. Да, меня все еще многое в Ярославе раздражает и возмущает: этот его эгоизм, отношения с мамой, но сейчас тут так тянется время… мы будто провели вместе несколько лет на необитаемом острове. Такое не может пройти бесследно.
— Яр? — зову я.
— А? — отвечает он сонно.
— Чего ты боишься больше всего на свете?
Он думает пару секунд:
— Когда сижу на унитазе, боюсь, что из него вылезет крыса, которая пробралась туда через канализацию, и отхватит кусок от моей задницы.
Я прыскаю.
— Чего? — обижается он. — Правда боюсь! Знаешь, сколько таких случаев? В журналах пишут!
— В журналах из электричек? С громкими заголовками на обложке вроде «Насекомое размером с собаку съело человека»?
— Не в таких журналах, — оскорбляется он. — А в нормальных!
— Я вообще имел в виду другое. Ну, страх будущего, не знаю… — Я в растерянности. — Страх сделать что-то не так, ошибиться. И что из-за одной ошибки вся жизнь может пойти наперекосяк… Но ты прав. Крыса в унитазе куда страшнее. Согласен. И это не сарказм.
Он протягивает руку ладонью вверх. Я даю ему пять. Мы делим циферблат: Ярослав откусывает половину, а вторую дает мне. Перед сном слушаем музыку с его плеера. А потом засыпаем.
Утром просыпаюсь от яркого света. Голова тяжелая, гудит, я жутко не выспался. Шевелюсь. От моей возни просыпается Ярослав. Интересно, сколько сейчас времени? По ощущениям, часов шесть утра. Мост в такое время уже работает или нет?
Смотрю на свою лодыжку. Она снова болит. Кажется, распухла сильнее.
Мы идем сначала до колонки. Идти тяжело, даже с «костылем».
Умываемся, пьем. Затем двигаем к мосту. Он еще закрыт. Садимся рядом, ждем.
— Интересно, мой приказ об увольнении уже подписали? — размышляю я.