Лист Мёбиуса
Шрифт:
Дома у него с виду тоже все в полном порядке. Его вообще-то прелестная и глубоко интеллектуальная жена увлечена творчеством нидерландских полифонистов, предшественников Баха. Она защитила кандидатскую диссертацию, но вовсе не намерена почивать на лаврах. Приятственно и то, что она не боготворит Йонаса, как некоторые жены своих мужей, и не побуждает его к новым достижениям. Снисходительно уступает она свекрови заботы по хозяйству, как должное принимает жалование мужа и корректно относится к немногим его друзьям. Разве вот когда ей приходится отправляться в неглиже в их общую спальню, по лицу ее пробегает тень недовольства и отвращения: так тяжело отрываться
Как было сказано, она не вмешивается назойливо в мужние дела. По правде говоря, она точно не знает, чем он занимается — кажется, какой-то координацией в области строительства или чем-то подобным, вполне возможно, у него в некотором роде интересное, но, увы, далекое от музыки и недуховное поприще. Однако же, когда иной раз вечером мужа на всю Эстонию показывают по телевидению, она готова оторваться от своих пленок, мельком взглянуть на экран и сделать доброжелательное замечание по поводу его галстука.
Для Йонаса Плоомпуу единственным огорчительным моментом в семейной жизни является отсутствие детей. Еще не пришло время, считает жена. Муж вынужден соглашаться, он вообще человек покладистый, но разумеется, в душе зреет что-то самому ему не совсем понятное: вроде бы все проходит мимо, есть ли вообще какой-нибудь толк от его жизни и от него самого? Впрочем, внешне он себя не выдает: Везувий пребывает в покое, мягкий вечерний свет льется по склонам и пастух играет овцам на свирели…
Восточная пословица говорит о последней пушинке, ломающей хребет верблюда, диалектики пишут о скачкообразном изменении качества в результате постоянного нарастания количества.
А ведь в самом деле мелкие неприятности постепенно накапливаются. Они пустяковые и не бесспорные, обо всех не расскажешь, да и откуда мне все знать, но о некоторых стоит упомянуть.
По вполне понятной причине в доме чуть ли не постоянно включены магнитофоны. Все женщины говорят с подругами о своих мужьях, чему же тут удивляться, если что-то случайно, по небрежности зафиксируется на пленке.
Однажды Йонас и его друг (не слишком преуспевший химик Пент С., который утрачивал связь с химией, будучи забранным от своих колб и бюреток в министерство) играли в шахматы и потягивали из банок превосходное датское пивко. Один из них возьми да включи магнитофон. Просто так, ради музыкального фона. А вместо музыки на пленке разговор двух подруг, спутниц жизни обоих мужчин. Конечно, они, усмехнувшись, начинают слушать. Сначала Йонас торжествует, потому что Стелла упрекает Пента в отсутствии подлинных прогрессивных национальных чувств (даму, изучающую нидерландских полифонистов, эта тема оставляет вполне равнодушной) и в злоупотреблении алкоголем, а госпожа Плоомпуу говорит о своем Йонасе только хорошее. Но ее тон настораживает Пента.
— Как она о тебе говорит! — срывается у него с языка.
— Что ты имеешь в виду? — не понимает Йонас.
— Она сказала: «Да он у меня просто пупсик!»… Но ведь в таком тоне говорят о любимой моське! — Выпалив это, Пент и сам пугается. Кто его дернул так резко… Но жена Йонаса всегда была Пенту антипатична. После этого они доводят партию до конца, попивая пивко, но обычно стойкий и скрупулезный Йонас допускает ряд ошибок.
Еще как-то Пент, заглянув к Йонасу (они учились в одном классе и живут поблизости), оказывается свидетелем не совсем приятной сцены.
Соседке Плоомпуу нужно сбегать в магазин, и она просит госпожу Плоомпуу — у Пента язык не поворачивается называть ее как-нибудь иначе — присмотреть пока
На работе тоже копятся неприятности. Всё служебное время уходит на пустую беготню и всевозможные формальности; и вообще Йонас удивлен — чем выше поднимается он по служебной лестнице, тем меньше от него что-либо зависит. Сверху поступают циркуляры, требующие срочного исполнения, снизу приходят разные сигналы, а что собственно там происходит, Йонас четкого представления не имеет. Основное внимание приходится уделять тому, чтобы их система в очередной раз получила переходящее Красное знамя. Тут должно быть все в порядке или по крайней мере оставлять такое впечатление. При этом на некоторые вещи надобно закрывать глаза. Конечно, Йонас Плоомпуу, опытный руководящий работник, со всем справляется, но где-то внутри, несмотря на внешнее спокойствие, что-то бурлит, ищет выхода.
И как-то раз — все шло к тому! — чаша переполнилась. На очередном совещании, в котором Йонас обязан принять участие, хотя собравшиеся сами толком не знают, для чего, собственно, их пригласили, он не выдерживает. Тем более поползли слухи о новом продвижении Плоомпуу, в результате чего присутствующие буквально рассыпаются перед ним мелким бесом.
Но лесть ему претит. И когда один за другим несколько человек удаляются, вежливо объясняя, будто надо поспеть еще на одно совещание (по вопросам противопожарной безопасности, орнитоза голубей и черт знает кого еще), Йонас встает и спокойно говорит, что ему тоже надо идти. Куда? Он должен пойти… в кабак! Разумеется, в этом видят намек на необоснованный уход людей, и шутку Йонаса единодушно признают весьма остроумной…
Но Йонас в самом деле отправляется в кабак! Его нервы больше не выдерживают.
Alea jacta est!.. Жребий брошен. В его жизни начинается серия неожиданностей.
На людей, редко прикладывавшихся к рюмке, крепкие водные растворы спирта действуют очень сильно. И не составляет труда найти собеседника, готового за стопочку выслушать и одобрить мысли, высказанные в необычно резкой для Йонаса форме. Мысли в высшей степени критические и радикальные: «Таких нахлебников следует отправлять лес пилить или канавы копать! Тогда из нас, пожалуй, еще получатся настоящие мужчины!» Прямо так и режет раскрасневшийся Йонас Плоомпуу, и мы вынуждены констатировать, что в его заявлении есть нечто пророческое.
Мерзопакостный зеленый змий взял в полон благородного и не слишком опытного Йонаса Плоомпуу, и гулянка продолжается. Продолжается всю ночь в разных местах и финиширует в каком-то весьма сомнительном притоне, где несчастный Йонас просыпается на следующее утро в объятиях сострадательной женщины далеко не первой молодости. Можно считать, что Йонас первый раз нарушил супружескую верность, конечно, если какое-то нарушение вообще имело место.
Разумеется, его мучают угрызения совести. Разве в том лишь некоторое облегчение, что музыкальная спутница его жизни укатила в Грузию на симпозиум меломанов-полифонистов. Гораздо страшнее другое — таинственным образом затерялась папка с важными бумагами, даже чрезвычайно важными, как представляется ему теперь.